«Великий Вавилон»

Теодор Раксоль, смеясь, зажег ротшильдовскую гавану, протянутую ему Вавилоном, и они под руку вошли в гостиницу. Но едва они поднялись по ступеням, как Феликс стал объектом всеобщего внимания. Казалось, что он был весьма популярен среди своих бывших гостей. Наконец они добрались до комнаты хозяина, куда Вавилону были поданы на ужин цыплята, а Раксоль составил ему компанию, распивая бутылку вина.

— Этот цыпленок зажарен почти безукоризненно, — сказал наконец Вавилон. — Но почему, мой дорогой Раксоль, почему, ради всего святого, вы поссорились с Рокко?

— Значит, вы слышали?

— Слышал?! Друг мой, да об этом кричали все газеты Континента! Некоторые журналы даже пророчествовали, что гостинице придется закрыться не позже как через полгода, раз Рокко покинул ее. Но я, без сомнения, смотрел на дело иначе. Я знал, что у вас должно было появиться серьезное основание, чтобы допустить уход Рокко, и что вы заранее должны были условиться относительно его заместителя.

— В сущности, я не предпринимал никаких шагов заранее, — сказал Теодор Раксоль немного грустно, — но, к счастью, мы нашли в нашем втором sous-chef’e[10] мастера, уступающего разве что самому Рокко. Так что это было делом случая.

— В таком серьезном вопросе было, без сомнения, неблагоразумно полагаться на простой случай.

— Да я и не полагался на случай. Я ни на кого не полагался, кроме Рокко, а он обманул меня.

— Но почему же вы с ним поссорились?

— Я не ссорился с ним. Просто однажды ночью я нашел его бальзамирующим тело в королевской спальне.

— Что? Что вы сказали? — вскрикнул Вавилон.

— Я нашел его бальзамирующим тело в королевской спальне, — спокойно повторил Раксоль.

Оба несколько секунд смотрели друг на друга, затем Раксоль наполнил стакан Вавилона.

— Расскажите мне все, — попросил Вавилон, глубже усаживаясь в своем кресле и закуривая сигару.

И Раксоль поведал ему весь познанский эпизод со всеми мельчайшими его подробностями, насколько последние были ему самому известны. Рассказ этот, длинный и сложный, занял почти час. Феликс не прерывал его ни словом, ни один мускул не дрогнул на его лице, только маленькие глазки его пристально смотрели на собеседника через голубоватые клуба дыма.

Часы на камине пробили полночь.

— Пришло время для виски с содой, — сказал Раксоль и встал, чтобы позвонить, но Вавилон остановил его.

— Вы упомянули, что этот Симпсон Леви имел сегодня аудиенцию у принца Евгения, но о результатах встречи ничего не рассказали.

— Потому что я и сам их еще не знаю. Но, без сомнения, завтра мне уже все будет известно. Пока я твердо уверен в том, что Леви отказался предоставить требуемый миллион принцу Евгению. Я имею основания думать, что деньги эти уже получили другое назначение.

— Гм… — пробормотал Вавилон, затем небрежно добавил: — Меня вовсе не удивляет это шпионство через ванную королевских покоев.

— Почему не удивляет?

— О, это такое заманчивое занятие, и притом легко исполнимое. Что до меня, то я всегда избегал вмешательства в такие дела. Я знал, что они существуют, я чувствовал, но я также чувствовал, что меня это не касается. Мои обязанности заключались в том, чтобы предоставлять самую лучшую пищу и кров тем, кто был готов за них платить, и я делал свое дело. Если же что-либо втихомолку делалось в моей гостинице, я уже давно поставил себе за правило не видеть этого и не знать — если только на это не призывалось мое особенное внимание, а внимания моего никто не призывал. Как бы то ни было, я допускаю, что такого рода дела волнуют кровь, и вы, без сомнения, узнали это на личном опыте.

— Да, — просто сказал Раксоль, — хотя мне кажется, что вы смеетесь надо мной.

— Ничуть, — возразил Вавилон. — Ну, а теперь, если будет дозволено спросить, что же вы намерены делать далее?

— Это-то я и сам хотел бы знать.

— Хорошо, — произнес Вавилон, помолчав немного. — Посмотрим. Во-первых, вам, может быть, небезынтересно будет узнать, что я сегодня видел Жюля.

— Да? — сказал Раксоль невозмутимо. — Где же?

— Рано утром в Париже, как раз перед моим отъездом оттуда. Встреча была совершенно случайная, и Жюль, казалось, удивился, увидев меня. Он почтительно осведомился, куда я еду, и я сказал, что в Швейцарию. В ту минуту я действительно думал, что поеду в Швейцарию: мне казалось, что там я буду счастливее и что мне лучше вернуться и не видеть больше Лондона. Тем не менее потом я снова переменил решение и приехал в Лондон, рискуя почувствовать себя здесь несчастным без моего отеля. Кстати говоря, я спросил Жюля, куда он держит путь, и он ответил, что едет в Константинополь, так как заинтересован появившимся там новым французским отелем. Я пожелал ему счастливого пути, и мы расстались.

— Гм… Константинополь… — протянул Раксоль. — По-моему, это довольно подходящее для него место.

— Но, — прервал американца Вавилон, — я снова видел его.

— Где?