В таких условиях на пути политической власти почти никогда не оказывалось препятствий, мешающих оказывать мощное влияние на распределение материальных ресурсов. В небольших и менее иерархичных образованиях, таких как племена или вождества, статус лидеров в немалой степени зависел от их способности и желания делиться своими запасами со всей общиной. Правящие классы аграрных государств и империй обычно пользовались большей автономией. Несмотря на случайные проявления щедрости, которые обставлялись таким образом, чтобы подчеркнуть величие правителя, поток распределения обычно шел в противоположном направлении, еще более обогащая немногих за счет большинства. Общая способность элиты изымать прибавочный продукт у первичных производителей определяла пропорцию совокупных ресурсов, доступных для присваивания, а баланс власти между правителями государства и различными группами элиты определял, каким образом эти доходы будут распределены между государственными хранилищами, частными накоплениями государственных служащих и владениями земледельческой и коммерческой элиты[60].
Однако те же черты досовременного государства, благодаря которым ресурсы направлялись к власть имущим, служили и мощным средством противодействия концентрации дохода и богатства. Ненасытность, неуважение к правам частной собственности и произвольное использование власти не только помогали сколачивать состояния, но столь же легко в мгновение ока разрушали их. Как государственная должность, близость к власти и благорасположение правителей обогащало лиц с нужными связями, так и интриги соперников и желание правителей ограничить влияние своих приспешников и присвоить их неправедным образом нажитые средства так же легко лишали их богатства, если не жизни. Вдобавок к превратностям семейной демографии, которыми объясняется сохранение или растрата частных состояний, насильственное распределение ограничивало степень, в которой могли быть сконцентрированы ресурсы внутри элиты.
На практике реалии сильно различались в различных исторических обществах. На одном конце спектра находился средневековый Египет эпохи мамлюков. Чужеземная и ненаследственная элита завоевателей коллективно контролировала землю, и степень этого контроля делегировалась членам правящего класса в зависимости от их положения в часто менявшейся иерархии власти. Это делало доступ к ресурсам непостоянным и непредсказуемым, а постоянная вражда и соперничество фракций обеспечивали частую смену собственников. Находящиеся на другом конце спектра феодальные общества со слабой центральной властью – такие как Китай периода Чуньцю («Весны и осени») или средневековая Европа – позволяли крупным землевладельцам относительно спокойно пользоваться своей собственностью. То же верно и в отношении Римской республики до наступления ее финального кризиса, когда аристократы осуществляли совместную политику к своей общей выгоде и, как следствие, стремились соблюдать права на частную собственность. Большинство досовременных обществ и немалое количество современных развивающихся стран располагаются между этими идеально-типичными крайностями, сочетая иногда жестокую политическую интервенцию в частнособственнические отношения с некоторым уважением к частному богатству. Более подробно об этих отношениях мы поговорим на последующих страницах[61].