Великий посев

Чтобы согреть питье, Атагельды принялся растапливать печку. Но дело ладилось плохо. Что-то случилось с тягой – возможно, дымоход засорился. Кроме того, из щели немилосердно повалил дым. Мальчик почувствовал, как у него защипало в носу.

– И дым какой-то другой стал, – откашлявшись, проговорил Курбан. – Он горше, чем полынь.

Протопив печку, Атагельды напоил деда и уложил его. Перед этим он тщательно отмыл кровь с лица, чтобы старик ничего не заметил.

– Жестко лежать, – пожаловался кузнец. Атагельды подумал, что старик привередничает.

Только позавчера мальчик обновил ложе, уложил в него несколько охапок свежеопавших листьев, мягких, шелковистых, благоуханных. Что же приключилось с этими прочными, при всей их гибкости, листьями? Они стали хрупкими, от малейшего прикосновения крошились и ломались, и через минуту-другую старик очутился не на мягком ложе, а на тонком жестком слое, напоминающем опилки.

– Я сменю листья, потерпи, – произнес мальчик и вышел во двор.

Перемены, которые он застал здесь, показались ему разительными. Часть растений попадала, а те, которые остались, были совершенно обнаженными: ни одного листка не осталось на них. Все листья лежали на земле, густо устилая ее светло-зеленым ковром.

«Наберу зеленых, еще лучше, – подумал Атагельды. – Может быть, они крепче окажутся».

Он принялся собирать листья, но из этого ничего не вышло: листья, на вид прочные, ломались под пальцами, рассыпались в прах, едва он до них дотрагивался. Только зеленоватая пыль оседала на землю.

Вот когда Атагельды охватил настоящий страх. Он еще больше усилился, когда за глиняным дувалом, разделяющим дворы, мальчик не увидел дом соседа. Он протер глаза, но дом не появился. Чудится ему, что ли? Глаза испортились? Или это мираж? Странный мираж, который… Мысли рвались, убегали, ни одной нельзя было додумать до конца.

Следовало бы, конечно, сбегать к соседу, но как оставить дедушку?

Так и не набрав листьев, он бросился в дом. По пути задел какой-то колышек, торчащий на крыльце, и одеяние с легкостью разорвалось надвое, словно было соткано из тончайшей кисеи.

Кузнец не обратил внимания на то, что Атагельды вернулся с пустыми руками. Ему снова стало хуже, но он старался держаться мужественно. Дыхание с хрипом вырывалось из груди.

– Дед, ты разбираешься в миражах? – спросил Атагельды.

Неожиданный вопрос удивил кузнеца. Он привстал на локте и пристально посмотрел на внука:

– В миражах?

– Ну, мы ведь с тобой видели миражи, – заторопился Атагельды. – В пустыне.

– Приходилось.

– Они показывали то, чего на самом-то деле нет. А может быть такой мираж, который… который наоборот?

– Это как же?

– Может быть мираж, который скрывает то, что есть на самом деле?.. – Мальчик запутался и умолк.

Кузнец нахмурился:

– У тебя что-то с головой? Только этого нам недоставало!.. Да не прячь, не прячь лицо, выйди из тени. Откуда у тебя кровь на щеке? Я еще раньше заметил.

– Расцарапал.

– Приложи кусок листа, все пройдет. Забыл? Да, а почему ты листьев не принес?

Атагельды не успел ответить: откуда-то сверху послышался громкий треск.

Оба одновременно посмотрели на потолок: по нему, словно живая, змеилась трещина…

* * *

Толстый ствол, неожиданно для Анартая, оказался податливым. Нож легко входил в него, с каждым ударом делая зазубрину все глубже. Только вот ни одной щепки не удавалось отколоть, как он ни старался.

Потом, когда он прошел верхний слой, дело пошло хуже. Казалось, лезвие ударялось о туго натянутые стальные нити, каждая из которых перерубалась с трудом.

– Ну, эмир! Держись, эмир! – приговаривал Анартай с каждым взмахом.

Из разрубленного ствола брызгали, сочились жидкости разного цвета. Прозрачная, как слеза, капля сползла по стволу и тут же раздулась в огромный шар наподобие мыльного пузыря. Поверхность шара заиграла всеми цветами радуги.

На какое-то мгновение Анартая охватил страх. Может, бросить недорубленный ствол и бежать отсюда подобру-поздорову, пока ничего страшного не приключилось? Но он преодолел робость: в конце концов, джигит он или не джигит?!

Помедлив, Анартай засмотрелся на шар. Его поверхность неуловимо быстро меняла расцветку. Затем на ней начали проступать какие-то письмена. Жаль, Анартай читать не умел. Да полно, письмена ли это? Разнокалиберные кружочки, квадратики и прочие значки соединялись между собою прямыми и волнистыми линиями, среди них мелькали параллельные черточки, похожие на след арбы на дороге.

Казалось, от шара исходит сияние, не затмеваемое даже солнечным светом. Анартай с внезапной злобой ткнул его ногой, и шар лопнул, издав долгий мелодичный звук, который некоторое время висел в воздухе.

Мальчик тут же почувствовал изнеможение, упадок сил. На него накатил внезапный приступ сонливости. «Отдохну немного», – решил он и сел, привалившись спиной к недорубленному стволу. Листья перед ним продолжали волнообразно колыхаться, хотя ветра по-прежнему не было.