– Да, здесь что-то твердое, – подтвердил Атагельды. – Гладкая поверхность. А знаешь, дед, ты можешь не поверить, но прошлой ночью мне приснилась эта поляна. Будто у меня выросли крылья и я лечу к ней, гляжу – а земля прозрачная, я вижу ее на большую глубину, а там плавают туманные сгустки, они становятся все плотнее, а потом… – Мальчик перевел дух, мучительно подыскивая слова.
– Довольно с меня твоих выдумок, – сердито оборвал его Курбан. – Сколько раз говорил: оставь свои сны.
– Да что же я могу сделать, если они мне снятся! – вырвалось у Атагельды.
– По крайней мере, держи их при себе. Не рассказывай никому. Сам видел, к чему это приводит.
– Но тебе-то я могу…
– И я не хочу об этом слушать.
Бросив эту фразу, старик снова принялся разгребать слежавшиеся листья. Вдруг он ойкнул, отнял руку и затряс ею в воздухе, словно ожегшись.
– Ты что, дед? – спросил мальчик. Старик внимательно оглядывал руку
– Порезался, – буркнул он и сунул палец в рот. Но тут же вытащил палец и, осененный внезапной мыслью, с удвоенной энергией принялся разрывать листья. Наконец, ухватившись за острый край, он с торжеством вытащил какой-то длинный предмет.
– Мотыга! – вырвалось у Атагельды. – Откуда она здесь взялась?..
Что касается кузнеца, то он в эти мгновения вообще потерял дар речи. Мальчик потянул к себе мотыгу, чтобы рассмотреть ее., но старик ни за что не хотел расставаться со своей находкой, словно боялся, что она исчезнет, растает в вечернем воздухе. Он то подносил ее к самым глазам, то отставлял в вытянутых руках, чуть ли не обнюхивал, стараясь уразуметь свершившееся чудо.
Да и было, чему удивляться. Начать с того, что это не была мотыга в обычном смысле слова, из тех, к которым он привык за долгие годы работы в кузнице. Это не был наточенный кусок металла соответствующей формы, насаженный на деревянную ручку.
Нет! Это странное орудие казалось сработанным из цельного куска материала, однородного по составу.
Сам же материал был неведом кузнецу. Это не было ни железо, ни дерево. А что – неизвестно.
Атагельды удалось наконец овладеть мотыгой. Он тщательно очистил ее от земли, налипшего сора и песчинок.
Вещество напоминало антрацит. Плотное, какое-то слежавшееся. Вдруг это хрупкая игра природы, причуда, которая расколется от первого удара?
– Может, эта мотыга – просто кусок угля? – произнес Курбан, словно угадав мысли внука.
– Может, – ответил Атагельды и осторожно провел пальцем по гладкому черенку.
– Пачкается?
– Нет.
– Дай-ка сюда!
Мальчик с неохотой вернул тяжелую мотыгу. Курбан взял ее в руки и решительно размахнулся.
– Не надо! – закричал Атагельды и бросился к деду.
– Испытать ее хочу.
– А вдруг на куски разлетится?
– Значит, туда ей и дорога, – сказал кузнец, окидывая взглядом находку. Теперь ему показалось, что мотыга вырезана из куска черного гранита.
– Жалко, – прошептал мальчик. – Красивая такая…
– Отойди! – велел Курбан и, коротко развернувшись, ударил мотыгой о землю, усеянную листьями.
После этого оба осмотрели орудие: на нем не было ни единой трещины. Атагельды издал торжествующий вопль, а Курбан с сосредоточенным лицом принялся яростно молотить землю. Он бил по ней мотыгой изо всей силы, представляя, возможно, что перед ним наковальня или кровный враг, доставивший ему и внуку столько бед.
Атагельды смотрел на него, прикусив губу: ему еще не доводилось видеть деда в таком состоянии.
Наконец, задохнувшись, Курбан опустил мотыгу, распрямился.
– Сердце схватило? – с тревогой спросил Атагельды.
– Про сердце я и думать забыл. Давно не работал, притомился немножко, – смущенно улыбнулся старик.
Бросив на деда взгляд, мальчик подумал, что Курбан с растрепавшейся бородой и неведомым орудием в руках напоминает джинна из страшной сказки. Только вот была ли у джиннов мотыга?..
Атагельды переступил с ноги на ногу.
– Тяжелая, понимаешь, очень, – оправдывался старик, опираясь на мотыгу. – Будто вся даже не из железа, а… сам не знаю из чего.
У ног Курбана темнело сделанное им углубление.
– Дай-ка и я, – попросил Атагельды и протянул руку к мотыге.
– Поработать хочешь?
– Хочу.
– Это хорошо, – похвалил старик и отдал ему орудие.
Бить мотыгой оказалось нелегко. Слишком тяжелая, она к тому же оказалась скользкой и все время норовила выскочить из рук. Но Атагельды держал ее цепко, старался действовать истово, не спеша: не мог же он опозориться перед дедом?
Для начала он подровнял края ямы, выбитой Курбаном, а затем решил углубить е. Постепенно приноровился к мотыге, вроде даже она полегче стала, чего быть, конечно, не могло. Острый клык ее, и не думая притупляться, исправно вгрызался в почву, взрыхляя ее.
Вскоре показался песок.
Мальчик остановился, вытер пот со лба,
– Что это за наваждение – удивился старик. – Наверно, просто руки по работе истосковались. Давай шалаш закончим, скоро ночь наступит…
– Дед, я еще немного поработаю, – возразил Атагельды, повинуясь необъяснимому импульсу.
Курбан что-то проворчал про упрямых ишаков, но отошел в сторонку.