Великий перевал

Иван Григорьевич и Вася прошли по безлюдным переулкам и вышли к Смоленскому бульвару. Редкие прохожие, попадавшиеся им навстречу, тревожно оглядывались по сторонам. В руках они тащили какие-то свертки и мешки, очевидно запасались провизией, ибо по городу разнесся слух, что лавки не будут торговать несколько дней. Один из этих прохожих, худой мужчина с испуганным лицом, остановил Ивана Григорьевича и спросил его:

— Не слыхали, говорят, большевики уж несколько домов в Москве захватили и перебили всех жильцов буржуазного происхождения?

Иван Григорьевич только открыл рот, чтобы ответить, как вдруг мимо них пронесся открытый автомобиль, за которым на некотором расстоянии мчался другой. Во втором автомобиле внезапно сверкнул огонь и прогремел выстрел. Из первого автомобиля ответили тем же.

— Видите, видите, — испуганно зашептал худой мужчина, — что-то ужасное начинается.

Автомобили, продолжая перестрелку, с грохотом пронеслись по пустынным улицам.

Внезапно, где-то совсем близко загрохотали ружейные выстрелы. Какая-то женщина с криком:

— Батюшки, убьют! — бросилась бежать по переулку.

Где-то затрещал пулемет. Люди теперь уже не шли, а бежали по улице с испуганными лицами.

— Ну, брат, — сказал Васе Иван Григорьевич, — кажется, довольно погуляли, айда домой!

И они бегом бросились по направлению в дому.

А пока они бежали, выстрелы становились все чаще и чаще, грохотали со всех сторон, и внезапно среди дробной ружейной пальбы где-то глухо прогрохотала пушка.

Вернувшись домой, Вася побежал наверх в свою комнату; там, высунувшись из форточки, он мог видеть почти весь переулок. Пробегая мимо комнаты Франца Марковича, он заглянул в полуоткрытую дверь. Франц Маркович, пыхтя и отдуваясь, задвигал окно большим платяным шкафом.

Вбежав к себе в комнату, Вася вскочил на подоконник, распахнул форточку и, высунувшись насколько мог, стал смотреть в переулок. Какие-то военные в длинных шинелях осторожно пробирались вдоль стен, держа ружья на перевес.

«Юнкера», — подумал Вася.

Вдруг над самой Васиной головой прогремел выстрел, и один из юнкеров, выронив винтовку, упал ничком на тротуар. Другие юнкера сразу взяли ружья на прицел, и Васе показалось, что дула всех ружей устремились на него. Он едва успел отскочить от форточки, как раздался залп. В соседней комнате зазвенели стекла и послышался отчаянный вопль Франца Марковича.

Вася бросился на крик. Франц Маркович сидел на полу, лицо его было бледно, волосы взъерошены, он бессмысленно показывал пальцем на осколки стекла, усыпавшие пол.

Над их головой снова прогремел выстрел, опять с улицы ответили залпом; и Васе показалось, что град посыпался и запрыгал по крыше.

В доме поднялась суматоха. В передней послышались испуганные голоса. Вася бросился туда.

— Батюшки, — визжала Феня, — солдаты к нам ломятся.

Со двора слышались громкие звонки и стук в ворота. Юнкера толпились перед домом и требовали, чтобы их впустили.

— Ничего, — крикнул Иван Григорьевич, — это юнкера! — И он сам побежал отпирать ворота.

Через минуту вся передняя была полна серыми шинелями.

— У вас здесь в доме большевики скрываются, — сказал старший юнкер, — где у вас здесь проход на чердак?

Вася вспомнил тень, которую он видел возле слухового окна.

«Ну, — подумал он, — сейчас начнется сражение».

Два юнкера стали у выхода, остальные бросились на чердак. Но в этот самый миг в переулке загрохотал пулемет и послышались громкие крики.

— Эй, эй! — крикнули юнкера, занявшие вход, — назад, красные в переулке.

Вдоль стен теперь пробирались уже не серые шинели, а черные ободранные куртки. Но у людей, одетых в эти куртки, в руках тоже были винтовки.

Юнкера, отстреливаясь, бросились к воротам и скрылись за углом.

— Неужели у нас там на чердаке и правда большевики сидят? — воскликнул Иван Григорьевич, — что за ерунда такая!

Он взял свой браунинг и подошел к лестнице, ведущей на чердак. Простояв несколько секунд в раздумьи, он сунул револьвер в карман и сказал, махнув рукой:

— А, ну их к дьяволу!

* * *

Гром пальбы все разрастался, поминутно ухали пушки, и шрапнели с треском разрывались над высокими московскими домами.

Когда стемнело, заполыхало зарево пожара. Стрельба продолжалась и в темноте.

Весь день Вася испытывал странное волнение. Ему не сиделось на месте, он то бегал вниз, в кухню, то поднимался снова к себе в комнату. В кухне шли беспрерывные толки обо всем происходящем. Говорили, что Кремль разрушен весь, осталась от него одна груда кирпичей; рассказывали, что к Москве подходят казаки, что они прогонят большевиков.

Никто не знал ничего наверное. И некого было, спросить, ибо и Степан, и Федор, к великому огорчению Васи, оба исчезли.

Часов в двенадцать ночи опять отчаянно зазвонил звонок у ворот, и послышался грохот железных прикладов.

— Ну, — сказал Иван Григорьевич, — кажется, пришла нам крышка.

Анна Григорьевна побледнела, как смерть, и заметалась по комнате.

— Не пускайте их, не пускайте, — говорила она, — ведь они нас убьют.

— Да, попробуйте, не пустите, — злорадствовал Иван Григорьевич.