Великий Линкольн. «Вылечить раны нации»

Раздел 2 (1). Палата представителей формируется из делегатов, избираемых раз в два года народом нескольких штатов, выборщики в каждом штате должны быть гражданами Конфедеративных Штатов и должны соответствовать требованиям, предъявляемым к выборщикам наиболее многочисленной части Законодательного собрания данного штата; но ни один человек, родившийся за границей, не являющийся гражданином Конфедеративных Штатов, не может участвовать в выборах должностных лиц, будь то гражданских или политических, на уровне штата или на федеральном уровне».

Все остальное было в том же духе и места компромиссам не оставляло.

Форт Самтер

I

Генерал-лейтенант Уинфилд Скотт был человек ответственный. В сентябре 1847 года именно он принимал в Мехико формальную капитуляцию. В составе его штаба были два перспективных молодых лейтенанта – Пьер Борeгар, родом из Луизианы, и Джордж Макклеллан – этот был с Севера. В войне отличился и очень памятный генералу Скотту капитан Роберт Ли, его отважные действия во многом способствовали успеху всей мексиканской кампании. Его наградили, но и сам капитан посчитал нужным отметить одного из своих подчиненных, лейтенанта Улисса Гранта. Он передал ему благодарность через Джона Пембертона, молодого лейтенанта-артиллериста, тоже отличившегося в ходе войны. Что и говорить, в армии США, какой бы маленькой по европейским стандартам она ни была, хватало способных и честолюбивых офицеров.

Генерал Скотт, как человек ответственный, помнил их всех. Ему, собственно, и полагалось быть ответственным, потому что в 1860 году, 13 лет спустя после капитуляции Мексики, он был высшим офицером армии Соединенных Штатов, причем и по чину, и по должности. И если его чин генерал-лейтенанта имел приставку «brevet», что означало «временный», то вот должность его была не временной, а самой что ни на есть постоянной, – он был действующим командующим армией и в этом качестве подчинялся непосредственно военному министру США.

Письмо, надо сказать, было странное – генерал не только направил его непосредственно президенту, минуя своего непосредственного начальника, но и в дюжине копий пустил его по кругу весьма влиятельных лиц. В число этих влиятельных лиц он, правда, включил и Джона Флойда, военного министра, которому тоже досталась одна копия. Hо, конечно, действия генерала Скотта представляли собой неслыханнoe нарушение служебной субординации, потому что в письме излагались некие соображения по проблеме, исследовать которую ему никто не приказывал.

Проблема же состояла в том, что в случае весьма вероятной победы Авраама Линкольна на президентских выборах генерал Скотт опасался вооруженных мятежей на Юге, полагал, что будут попытки захвата федеральных крепостей и арсеналов, и поэтому он предлагал загодя усилить гарнизоны некоторых наиболее уязвимых фортов.

Далее в тексте письма шел список этих уязвимых крепостей, и список этот был длинным. Упоминались там стоящие на Миссисипи ниже Нового Орлеана два укрепления – форт Джексон и форт Святого Филиппа, которые не имели гарнизонов вообще, указывалось на то, что форт Пиккенс, теоретически защищающий гавань в Пенсаколе, не имеет вооружений, и говорилось, что из двух федеральных крепостей, расположенных в Чарльстоне, в Южной Каролине, один форт имеет недостаточный гарнизон, а другой, расположенный на островке, содержит в своих стенах немалую артиллерию, но гарнизона не имеет вообще. Это лишенное гарнизона укрепление называлось форт Самтер.

Ну, что сказать? Президента Бьюкенена письмо не обрадовало. Он полагал, что военному, пусть и самого высокого ранга, не стоит соваться в политику. Если же говорить по существу, то указание генерала Скотта на то, что у него имеются «некоторые ресурсы для усиления гарнизонов», вызвало и вовсе огромное раздражение. Ресурсы эти сводились к пяти отрядам – в Бостоне, Нью-Йорке, Питсбурге, Огасте и Батон-Руже, которые действительно можно было использовать. Беда была только в том, что каждый из них был размером в роту, и, по мнению президента, такое недостаточное пополнение вызвало бы больше проблем, чем решило. Он думал, что это оказалось бы не дeмонстрацией силы, а, наоборот, демонстрациeй слабости. Силу же взять было негде.