Великий Линкольн. «Вылечить раны нации»

Особенно потому, что действие происходит ночью, и мы видим отсветы огромного пожара, пылающего на горизонте, – это как бы фон для всего проиcходящего. Об этой сцене в «Унесенных ветром» есть хорошие стихи, написанные по-русски[1], и говорится в них о том, что « Атланта горит и горит…», и это – черта, которая « делит жизнь пунктиром…» на две части, и горящая Атланта сравнивается с идущей ко дну Атлантидой.

Возможно, Скарлетт О’Хара, придуманная Маргарет Митчелл, и ощущала нечто подобное, но другие, вполне реальные люди, с головами, устроенными более основательно, чем у молоденькой вдовы, смотрели на случившееся как на катастрофу.

Атланта по своему значению была вторым городом КША, сразу после Ричмонда. Там были оружейные и литейные мастерские, работавшие на армию, там были даже швейные фабрики, шившие обмундирование, и многочисленные склады с вооружением, боеприпасами и другим имуществом. Наконец, Атланта служила важнейшим железнодорожным узлом, связывающим северную часть Виргинии с глубоким Югом.

И теперь армия южан покидала город, поджигая склады, чтобы они не достались противнику. В числе прочего подожгли и 81 вагон с боеприпасами, взрывы которых и запалили окружающие кварталы.

Как это могло случиться?

II

По-видимому, как часто бывает, тут сложилось сразу несколько факторов. Шерман чуть ли не все лето старался обойти противника и вынудить его сражаться. А осторожный командующий силами южан, генерал Джозеф Джонстон, каждый раз от сражения уклонялся, отступал на новую позицию, и вообще всячески тянул время, сохраняя армию. Но это не могло тянуться без конца, сдать Атланту он просто не мог.

Тем временем его действия вызвали сильное недовольство в Ричмонде. Президент КША Джефферсон Дэвис, как он говорил, « отчаялся в том, что генерал Джонстон хоть когда-нибудь станет сражаться…» и сменил его на более агрессивного человека, генерала Худа.

Тот был храбрец – сам Роберт Ли называл его « львом» – но вот « качеств лисицы у него не было совсем…» Как, собственно, и говорил генерал Ли в своем письме к президенту Дэвису – Ли назначение Худа не одобрял. И оказался совершенно прав – тот немедленно перешел в наступление, наделал ошибок, потерял много людей, а Шерман тем временем далеко обошел саму Атланту и повернул на восток, перерезая линии железных дорог, шедших к городу. Генерал Килпатрик тут ему очень пригодился, хоть он и был, по мнению Шермана, дураком. Ну, дурак он был или все-таки не совсем дурак – вопрос дискуссионный.

Но Килпатрик был лихим кавалеристом и в набегах на тылы южан оказался очень полезен.

Войска Шермана медленно двигались по Джорджии, разрушая все на своем пути. Особое внимание уделялось железным дорогам. Поскольку никакой взрывчатки мощнее, чем артиллерийский порох, у армии не было, рельсы ломали способом, который получил название «шермановский галстук» – полотно снималось, шпалы складывались в большие костры, на которых рельсы нагревались до такого состояния, что их можно было гнуть. Ну, их и гнули вокруг стволов деревьев или даже вокруг телеграфных столбов и завязывали иной раз в такие причудливые узлы, какими и вправду было впору вязать галстуки.

Позднее офицеры из инженерного корпуса Шермана придумали способ поэффективней – к двум концам рельса прикручивали что-то вроде огромных гаечных ключей, и рельс в результате изгибался так, что починить его было уже невозможно. «Галстуки Шермана» остановили вокруг Атланты все железнодорожное движение.

Когда последняя дорога, ведущая в Атланту, оказалась перерезанной, генерал Худ решил спасать то, что еще было можно – то есть армию. Солдаты могли двигаться и без железных дорог. Но вагоны со снаряжением пришлось сжечь. 1 сентября южане ушли из Атланты, оставляя за собой пылающий город. 2 сентября туда вошли федеральные войска. Шерман отправил Линкольну, военному министру Стэнтону и генералу Гранту короткую телеграмму с извещением о победе.

4 сентября в Вашингтоне ударил 100-пушечный торжественный салют.

III

Все сразу же начало выглядеть совершенно по-другому. Когда за месяц до падения Атланты отважный адмирал Фаррагут ворвался в порт Мобил в Алабаме, буквально наплевав на поставленные там мины, особого внимания это событие не привлекло. Теперь же оба события вместе выглядели как комбинированный двойной удар, готовый вот-вот перерезать КША пополам. Фаррагут теперь широкой публикой почитался почти как Нельсон – что же до Шермана, то по сравнению с ним бледнел и Наполеон.

На Юге царило отчаяние. Офицер из армии Роберта Ли писал домой, в Южную Каролину: «… Никогда я не чувствовал себя беспомощным и всегда был готов сражаться, несмотря ни на что. Но сейчас мне кажется, что Господь нас оставил…»