Великий Краббен

А вокруг степь, ночь в звездах. Холодные зарницы над Северо-Чуйским хребтом.

Вечность.

В фургонах мерцал синеватый свет – НУС работала. Она помогала Юреневу искать следы проявлений деятельности НУС.

Якобы.

А Ия знала.

Свет костра, поднебесная эйфория.

Плазмоид врывается в атмосферу Земли, как метеорит. Этакая магнитная бутылка, космический пузырь разрежения. Самая прочная часть плазмоида – носовая, говоря попросту, горлышко бутылки. Здесь магнитные силовые линии должны быть закручены так, чтобы обеспечить полное отражение зарядов плазмы. Вот деформация силовых линий там и начинается. Когда сжимание достигает критического уровня, магнитная бутыль схлопывается и происходит мгновенная рекомбинация водородной плазмы. Взрыв, затмевающий вспышкой солнце. Вот где, наверное, надо искать разгадку Тунгусского феномена. Не метеорит, а именно плазмоид.

Изящно.

«Когда нам не мешали…»

Ночь в звездах, ветер, настоянный на чабреце, молчание высоких небес, далекие вершины, покрытые снегом.

«Когда нам не мешали…»

Я хорошо помнил последнюю ночь в нашем алтайском лагере. Первым услышал ломящихся к нам сквозь кусты людей, кажется, Юренев. Да, он. Он же и первым вылез с фонарем из палатки.

– Хвощинский!

Я бежал вслед за ним, оскальзываясь на мокрой траве. Никогда еще посторонние не подходили так близко к нашему лагерю. Мы сперва услышали их, потом увидели – два алтайца, в сапогах, в неизменных телогрейках. Они вели за собой лошадей. Лошади испуганно шарахались от бьющего им в глаза света.

– Ну, помогай, – облегченно выдохнул пожилой алтаец, стаскивая с круглой головы шапку, заслоняясь ею от света. – Вот бабе надо рожать. Тухтур-бухтур! Помогай.

Второй для вящей убедительности хлопнул себя кнутом по голенищу.

– Нельзя сюда! – заорал Юренев. – Туда возвращайтесь! Туда!

Юренев задыхался.

– Почему нельзя? – удивился старший алтаец и почесал рукой редкую бороденку. – Почему возвращаться? Однако роженица у нас.

– Какая к черту роженица, с ума сошли! Нельзя сюда! – Юренев отталкивал, оттеснял алтайцев к дороге. – Туда идите! Там тракт.

Из темноты вынырнула полуодетая Ия.

– Баба, однако, – обрадовались алтайцы и потянулись к ней, волоча за собой упирающихся лошадей. – Ну, роженица у нас. Ну, совсем рожает. Дай машину, повезем роженицу в поселок.

– Нельзя! Нельзя! – отталкивал, оттеснял алтайцев Юренев, и тот, что был помоложе, рассердился:

– Помогай, однако. Машины нет, трактора нет, тухтур-бухтур, ничего нет. Как роженицу в больницу везти?

– Нет машины! – рычал, наступая на алтайцев, Юренев.

Он явно был не в себе, я смотрел на него с удивлением. Как это не дать машину роженице?

Но Юренев ревел:

– На тракт идите, на тракте много машин.

– Нельзя сюда, – подтверждала Ия. – Совсем нельзя. И нельзя на наших машинах возить людей.

– А «газик»? – подсказал я.

– Заткнись! – прошипел Юренев, зло отбрасывая меня к ручью. Я чуть не упал. – Заткнись! Тебя, дурака, не просят выступать.

– Там же роженица! Ты с ума сошел!

– Молчи! – Ия быстро зажала мне рот узкой ладошкой.

Она знала.

Я увидел расширенные зрачки Ии:

– Молчи. Прошу тебя, молчи. Машины – это не твое дело. Тут и так… Все к черту…

Испуганные, ошеломленные алтайцы все-таки отступили. Какое-то время мы слышали в ночи перестук копыт, потом перестук смолк.

Я презрительно сплюнул: ага, штопор нам нужен!..

Я не мог смотреть ни на Ию, ни на Юренева.

Звезды.

Дивная ночь.

Вечность. Плазмоиды.

В ту ночь я ушел из лагеря.

Глава XIII Козмин насон, покрученник

Белка цыкала за окном на ветке сосны. Я отмахнулся: вали, белка! нет у меня ничего.

Горячий асфальт.

Июль.

Дымок сигареты легко выносило в окно, он тут же растворялся в душном воздухе.

Эти фотографии, эти эффекты второго порядка. Как они поступают с такими штуками? Прячут в архив? Уничтожают?

«Не делай этого…»

Демон Сократ, когда его хозяин принимал важное решение, всегда запрещал ему поступать иначе, как он поступил… Наверное, Козмин не случайно ввел меня в систему – осторожность далеко не всегда вредна… В общем, на Козмина я не держал обиды, как, впрочем, и на Юренева… Но Ия!.. Туйкытуй… Сказочная рыба, красивая рыба…

Я понимал, я несправедлив к Ие, но ничего не мог с собой поделать.

Чукча Йэкунин, рвущий мясо руками, это и есть великий математик Козмин, создавший НУС, систему, которая может дать все? И что, кстати, значит это все? Что по-настоящему может НУС? Загонять людей в какое-то чужое время?

«Не делай этого… Уезжай…»

Я вспоминал.

Как там сказал чукча Йэкунин?

А, да… «Что, собака настигла суслика?..»

Именно так спросил чукча Йэкунин, а сам странно смотрел при этом на Юренева. И эта внезапная вспышка: «Не сиди! Не стой! Ударю тебя!».

Туйкытуй…

Сказочная рыба…

Бедный Козмин…

Уехать? Остаться? Я же для них всего только часть системы, некий инструмент для достижения их целей. Вчера космические плазмоиды, сегодня чукча Йэкунин.

Не чукча, возразил я себе, Андрей Михайлович.

Но сразу лезли в голову – вязаное платье Ии, телефонные звонки, мерзкий швейцар, хор женских голосов…

Отвлекись.