Великий Краббен

– Да ну тебя, – польщенно отмахнулся Славка. – Ты придумаешь!

И спросил:

– Роман фантастический задумал? Я люблю фантастику.

– Не до фантастики, – теперь отмахнулся я. – Вот взгляни.

И выложил на стол серый скучный пакет.

При свете красного фонаря фотографии показались мне темными и какими-то особенно зловещими. Даже та, на которой я целовался с Ией.

– Убери, – быстро сказал Славка, оглядываясь. – Я их не видел.

– Я сам увидел их только сегодня, – не понял я.

Славка неприятно ощерился:

– Совсем убери. Не хочу их видеть. Я тут ни при чем. Это, наверное, юреневские штучки. Вот и иди к нему.

– Да погоди ты.

Но Славка не хотел годить. Он страшно нервничал:

– Зачем ты их сюда приволок?

– Ты же мастер.

– Слушай, Хвощинский, не надо! То, что делает НУС, никому не повторить. Да и не надо никому повторять то, что делает НУС.

– А это НУС делает?

– Не знаю. Спроси Юренева. Убери. Я ничего не видел.

– Не трясись. Какого черта? Ты присмотрись… Видишь, лежит именно Юренев. Не шибко веселая фотография, правда?.. Как можно такое сделать?.. Вот что меня интересует… Или вот дом, стена вынесена… А я только что проходил под этим домом, все там в порядке…

– Я тут при чем? Спроси у Юренева.

– А ему откуда знать об этом?

– Не знаю. Он хам, – не очень логично объяснил Славка, жалобно выгибая тонкую шею. – Никаких дел не хочу иметь с ним. Пока старик Козмин не чокнулся, Юренев еще походил на человека, а сейчас…

– Погоди. Что значит чокнулся? Какой Козмин?

– А ты не знаешь? – Славка обалдело уставился на меня. – Андрей Михайлович… Ты что, вообще, ни с кем не переписывался, не перезванивался? Ничего не знаешь? Совсем ничего?..

Разговор явно тяготил Славку, даже пугал, но кое-что я из Славки выжал.

С его слов получалось, что год назад что-то сильно грохнуло в институте Козмина.

– Причем не где-то, а именно в одной из лабораторий НУС. Сильная машина, таких даже японцы не делают. Ну, лично Козмину не повезло, он находился в лаборатории. То ли памяти он целиком лишился, то ли вправду чокнулся, пойди узнай, к Козмину с того дня на выстрел никого не подпускают. Я точно не знаю, но Козмин вроде бы безвылазно сидит в своем старом коттедже. И Ия там с ним. Ну, помнишь? Теличкина… – Такие вот дела… – Славка почему-то даже не смотрел на меня. – А эти фотографии убери.

– Не уберу. И не дергайся. Я, наоборот, оставлю здесь эти фотографии.

– Зачем? – по-настоящему испугался Славка.

– Хочу знать, настоящие это фотографии или подделка? А если подделка, как можно подделать такое? Откажешься, сам Юренева сюда притащу.

Это подействовало. Славка неохотно спросил:

– Где взял?

– Под дверь подсунули. В гостинице.

– Прямо так вот подсунули?

– Прямо так.

Я добавил:

– В пакете.

– В этом? – Славка даже обнюхал пакет. – Тоже оставь.

В чем-то Славка мне не верил, испуганно гнул тонкую шею:

– И ты ничего не видел, не слышал?

– Я спал.

– Хвощинский, – не шепнул даже, а прошипел вдруг Славка и ткнул пальцем в потолок. – Может, ты выше поднимешься? Там знающие люди… Они обязаны о таком знать…

– Брось. – Славка мне надоел. Мне было его жалко. – Никуда подниматься я не собираюсь, и ты молчок. А вечером загляну, так что ты посмотри, пожалуйста, фотографии.

И вышел из фотобудки.

Славка, наверное, побежал бы за мной, но меня снова окружили ребята.

– С чего ты, Хвощинский, полез в историю?.. Мы твой роман читали… Диковатые у тебя герои, получишь по шее… Приходи к нам часа на три, вопросов тьма!..

Я обещал.

Я прорвался к выходу.

Кой черт меня сюда притащил? Надо было отдать фотографии Юреневу, пусть сам разбирается. Вон как виновато гнул Славка тонкую шею при одном только упоминании о Юреневе. Чего он боится? Что там произошло с Андреем Михайловичем?

Проспект был почти пуст. Все тут оставалось таким, каким я помнил. Аптека, «Академкнига», красный магазин, газетный киоск… Известно, города за два года не меняются, меняются люди…

– Ахама, хама, хама…

Я вздрогнул. Юренев меня преследует?

Что за вздорная мысль? Юренев даже не видел меня, ожидая, возможно, кого-то, бормотал про себя, перекатывал в толстых губах погасшую сигарету.

Трудно поверить, но выглядел он как с иголочки. Свежая светлая рубашка, строгий костюм. Взгляд невидящий, но вовсе не усталый, не скажешь, что человек не спал всю ночь. Лишь в легких припухлостях под глазами таилась некая неопределенная тень.

Я остановился.

Юренев очнулся. Он меня узнал. Правда, не выразил ни удовольствия, ни восхищения, как это было сегодня ночью. Напротив, тряхнул недовольно седыми кудрями.

– По утрам не звони, – сказал он незнакомым бесцветным голосом. – Не принято мне звонить по утрам.

Он так и сказал: не принято. Это меня взбесило:

– Это мне не указ.

– Да ну? – он нисколько не удивился моей вспышке.

– Почему ты ничего мне не сказал о Козмине?

– А ты спрашивал? – Юренев медленно, нагло, как-то бесцеремонно осмотрел меня. Сандалии, брюки, расстегнутая на груди рубашка – ничто, наверное, не осталось незамеченным. – Ты мою настойку жрал на орешках, потом коньяк. Тебе, кстати, нельзя пить так много, вид у тебя помятый.