Рыжая администраторша улыбалась очень сладко, очень загадочно. Она даже привстала из-за стойки, что явно сбило с толку толстомордого швейцара. Он даже перестал зевать, пытаясь сообразить, что, собственно, происходит?
– Что же вы так, господин Хвощинский?.. – администраторша, несомненно, слышала каждое слово, сказанное мною в трубку. – Мы вас ждем, мы вас давно ждем, номер на вас заказан…
– Заказан? – удивился я.
Она глянула в лежащие перед нею бумаги:
– Уже месяц как заказан. Так и стоит пустой… – Администраторша так и ела меня голубыми пронзительными глазами, пытаясь понять тайну моего пустующего номера. – Вы сейчас, наверное, прямо из-за кордона?
– Нет, – ответил я, прикидывая, могла ли она ошибиться и чего мне может стоить ее ошибка. – Я сейчас не из-за кордона.
– Да это неважно, – махнула рукой администраторша. – Юрий Сергеевич так и распорядился: держать номер для Хвощинского. Когда, дескать, явится, тогда и явится. Я говорю: как же так, Юрий Сергеевич? Почему пустовать номеру? А Юрий Сергеевич: и пусть пустует!.. А вас нет и нет… Только сейчас нечаянно и услышала, что вы Хвощинский!.. Дмитрий Иванович, да?.. Писатель, да?..
Я кивнул.
– А вещи? – спросила администраторша.
– На крылечке, – пояснил я. – Всего-то сумка спортивная. С сумкой меня швейцар вообще бы не пропустил.
– Да ладно, ладно, Дмитрий Иванович, – взмахнула администраторша сразу обеими руками. – Я ведь все слышала… Теличкина, Козмин… Я сразу все поняла… Мне Юрий Сергеевич настрого приказал: Хвощинский появится, сразу в номер. А если там кофе или еще что, сразу к дежурной по этажу. Вы же у нас проходите в гостинице как иностранец.
И закричала строго швейцару:
– Никитыч! Чего стоишь? Вещи в номер Хвощинского!
Фокусы Юренева, подумал я.
Провидец…
Но сейчас, сидя на диване, чуть освеженный ледяной водой, но все еще разбитый, я чувствовал лишь злое недоумение: какого черта Юренев ломится ко мне в номер среди ночи? Я сознавал, что из моего смертельного сна меня выдернул именно шум, поднятый Юреневым, но все равно… Третий час ночи!
Испуганные приглушенные женские голоса, рык Юренева, катящийся по коридору:
– Ключи! Где ключи?
Сердце медленно успокаивалось, боль уходила.
– Ключи, вашу мать! Будут ключи когда-нибудь?
– Таньку сейчас найдут, Таньку! – оправдывались, суетились за дверью приглушенные женские голоса. – У Таньки ключи. Сейчас ее найдут, Таньку.
– Дверь вышибу!
– Юрий Сергеевич, – суетились, оправдывались испуганные женские голоса. – Иностранцы здесь. Всех побудите.
Нашли чем пугать, усмехнулся я, дотягиваясь до сигарет. Спичек, впрочем, не оказалось. Я случайно нашел спичку на подоконнике и чиркнул о пустую коробку. Какого черта нужно от меня Юреневу?
– А вот и Танька! – радостно заголосили под дверью. – Чего ж ты спишь, Танька? Тут вот Юрий Сергеевич!
Я хмыкнул, не желая участвовать в развитии событий. А развитие событий не замедлило.
Послышалось царапанье, легкий скрежет. Дверь распахнулась.
«Два ангела напрасных за спиной…»
За широкой спиной Юренева пугливо прятались не два, а целых три ангела, точнее ангелицы, все раскрасневшиеся и встрепанные; самой встрепанной выглядела ангелица Танька, она, по-моему, и сейчас спала.
Зато Юренев был в самой форме.
Да, он был в той самой форме, когда уже совершенно неважно, рассыпаются ли картинно седые кудри по вискам и по лбу, или ты просто небрежно прижал их к потной голове огромной ладонью. Джинсы, закатанные до колен, сандалии на босу ногу, вызывающая футболка под расстегнутым изжеванным пиджаком с оттянутыми карманами, и дивный рисунок на футболке, поддетой под пиджак: бескрайняя степь, а на ее фоне фаллической формы камень: «Оля была здесь».
Нормальная современная футболка.
Плечистый, огромный, моргающий изумленно Юренев, выпятив вперед брюхо, двумя руками оттолкнул дежурных ангелиц в коридор, гулко захлопнул дверь и прошел мимо меня, распространяя запах хороших сигарет, коньяка, кофе. Он трубно и изумленно рычал:
– Счастливчик, Хвощинский! Спишь и спишь! В следующий раз дверь сломаю, трубу иерихонскую притащу!
Его ничуть не смущало мое молчание. Он попросту не замечал моего молчания. Он добился своего, он видел меня, он ворвался в мой номер – это наполняло его гордостью и восторгом.
– Смотри! – трубил он, изумленно помаргивая. – Смотри на меня, Хвощинский! Я вот он, пришел! Узнаешь? Радуешься?
Я невольно усмехнулся.
Юренев всегда ставил меня в тупик.
Начинал Юренев у Козмина в лаборатории исследований новых методов получения информации.
«Разве известных методов мало?» – спрашивал я.
«Аля тебя, может, и достаточно, ты писатель, – Юренев никогда не скрывал того, что думал. – Только тебе не объяснить. Ты не поймешь. Я тебе начерчу символ, а ты скажешь: греческая закорючка. Не требуй лишнего. Оставайся собой. Твое дело – поверхностные явления. Описывай природу, описывай своих землепроходцев, там есть о чем врать. Ну, скажи, скажи, волнует тебя то, что состояние Вселенной на нынешнюю эпоху несколько противоречит второму началу термодинамики?»
«А оно противоречит?»