Великий карбункул

Молодой человек заметил, что, проходя по саду, Беатриче вдыхала аромат тех

самых растений, прикосновения которых ее отец так старательно избегал.

- Посмотри, Беатриче, - сказал ученый, - как много ухода требует самое

драгоценное наше сокровище. А между тем я так слаб, что если неосторожно

приближусь к нему, могу поплатиться жизнью. Боюсь, что впредь оно должно

быть полностью представлено твоему попечению.

- Я с радостью возьму это на себя, - воскликнула молодая девушка своим

грудным голосом, наклоняясь к великолепному растению, как будто желая

заключить его в свои объятия. - Да, моя сестра, мое сокровище, теперь

Беатриче будет лелеять и охранять тебя, а ты наградишь ее своими поцелуями и

ароматным дыханием, которое для нее подобно жизни.

Затем с такою же нежностью в движениях, какая звучала в ее словах, она

занялась растением. Наблюдавший эту сцену Джованни протирал глаза, не в

состоянии решить, девушка ли ухаживала за цветами или старшая сестра любовно

склонялась над младшей. Но внезапно сцена оборвалась. Окончил ли доктор

Рапачини свою работу в саду или его внимательный взгляд обнаружил

незнакомого юношу, но он, взяв дочь за руку, удалился. Надвигалась ночь.

Растения издавали удушающий аромат, который поднимался к тому окну, где жил

юноша. Закрыв его, Джованни опустился на ложе и всю ночь грезил о

великолепном цветке и прекрасной девушке. В его грезах цветок и девушка то

сливались в единое целое, то становились отличными друг от друга существами, одинаково таящими в себе опасность.

Утренний свет обладает способностью исправлять ошибочные представления, которые поселились в нашей фантазии, и даже неверные суждения наши, возникшие под влиянием сгущающихся сумерек, ночной тени или менее здорового, чем солнечное, сияния луны. Проснувшись на другое утро, Джованни поспешил

прежде всего распахнуть окно и взглянуть на сад, представлявшийся таким

таинственным в его сновидениях. Он был несколько удивлен и даже смущен при

виде обыкновенного сада, освещенного утренними лучами солнца, которые

золотили росинки на листьях и лепестках и придавали особое очарование всем

редкостным цветам, - но во всем этом не было ничего, что бы выходило за

пределы обыденных явлений. Молодой человек обрадовался тому, что, живя в

самом центре одетого в камень города, он вместе с тем имеет возможность

любоваться клочком земли с такой пышной и ласкающей глаз растительностью.

“Этот сад, - сказал он самому себе, - даст мне возможность сохранить общение

с природой”. Впрочем, в саду не было видно ни истощенного раздумьями

болезненного доктора Джакомо Рапачини, ни его прекрасной дочери, и Джованни

не мог определить, была ли та таинственность, которая окружала эти существа, свойством их собственной натуры или плодом его разыгравшегося воображения.

По зрелом размышлении он решил, что в них не было ничего необычного или

сверхъестественного.

Днем он отправился засвидетельствовать свое почтение синьору Пьетро

Бальони, профессору медицины в Падуанском университете, известному ученому, к которому имел рекомендательное письмо. Профессор оказался человеком

преклонного возраста, обладавшим общительным и даже веселым характером. Он

пригласил молодого человека к обеду, за которым показал себя весьма приятным

собеседником, очаровав Джованни непринужденностью и легкостью разговора, особенно оживившегося после бутылки-другой тосканского вина. Джованни, полагая, что ученые, живущие в одном городе, должны хорошо знать друг друга, воспользовался удобной минутой, чтобы упомянуть о докторе Рапачини. Однако

профессор ответил ему без той сердечности, которой можно было от него

ожидать.

- Не подобает служителю божественного искусства медицины, - ответил

профессор Пьетро Бальони на вопрос Джованни, - отказывать в заслуженной

похвале такому выдающемуся ученому, как доктор Рапачини, но вместе с тем я

бы погрешил против своей совести, если бы позволил столь достойному юноше, как вы, синьор Джованни, сыну моего старинного друга, проникнуться ложными

представлениями о человеке, который, может случиться, будет держать в своих

руках вашу жизнь и смерть. Действительно, наш высокочтимый доктор Рапачини, за исключением, пожалуй, одного только человека, обладает большей ученостью, чем все профессора нашего факультета в Падуе или даже во всей Италии. Но

характер его деятельности вызывает серьезные возражения.

- Какие же? - спросил молодой человек.

- Уж не страдает ли мой друг Джованни каким-либо телесным или сердечным

недугом, что проявляет такое любопытство по отношению к врачам? - спросил, улыбаясь, профессор. - Что касается Рапачини, то утверждают, и я, хорошо

знающий этого человека, отвечаю за справедливость этого утверждения, что для

него наука важнее всего человечества. Пациенты интересуют его лишь как

объекты для все новых и новых опытов. Он не колеблясь пожертвует

человеческой жизнью, включая свою собственную и жизнь самого дорогого ему

существа, ради того, чтобы прибавить еще хоть одну крупицу к груде

приобретенных ранее знаний.

- Поистине, он страшный человек! - воскликнул Джованни, припомнив