Великий и Ужасный-3

— Моя… Жизнь… Принадлежит… Орде! — и Сергей потерял сознание.

Дыхание было слабым, прерывистым, пульс — нечетким, едва различимым. Я открыл ящичек, выдернул стилус из гнезда и, дождавшись, пока шип из рукояти ужалит меня в ладонь, принялся за работу.

* * *

Вымотался я за эти двадцать минут капитально. Закончив резьбу по коже, я запёр Сергея на верхнюю спальную полку и подцепил между ней и потолком страховочные ремни — чтобы не вывалился, а сам вернулся за прилавок, и сделал себе огромную кружку кофе с пятью ложками сахару.

Мне уже даже не особенно интересно было смотреть на ринг: холодная испарина на лице и общее муторное состояние в целом позволяли разве что машинально обслуживать покупателей, которые по рекомендации уже распробовавших шаурму товарищей тянулись сюда целыми толпами. Я даже про акцию с фото забыл — не до того было.

Тьма на город спустилась кромешная, и только свет электрических фонарей и гирлянд на площади разгонял осенний мрак, создавая нужное настроение у публики и позволяя видеть ринг. Я тоже включил иллюминацию на фудтраке, и, честно говоря, очень ждал ушатого мелкого напарника, потому как с одной стороны убраться с площади было невозможно: оцепление, а с другой работать сил особенно не было.

— …вне категорий! К этому виду боев, напомню, кроме наших рисковых храбрых парней допускаются бойцы с генной модификацией, кибернетическими улучшениями и магическими мутациями всех рас и народов. Да-да, знаю-знаю, в последние годы таких гостей у нас не было, с тех пор как Алёша Маятный раздробил голову залетному зверолюду из Семиреченского сервитута!

— А-ЛЁ-ША! А-ЛЁ-ША! — скандировала толпа.

— Но вдруг у нас найдутся желающие, ну же?! — завопил Отто Кюхельхен. — У нас подготовлен су-у-у-у-уперпри-и-и-и-из!

Тишина повисла над площадью. Тяжи уже сразились, и снова я не увидел легендарного Маятного в деле: а ведь он снова отстоял чемпионство, одолев даже какого-то тролля и пару уруков! Это было просто невероятно — чемпион-человек в орочьем городе! Но я-то потратил время на спасение еще одного человеческого детеныша — тоже почти ставшего чемпионом. И, наверное, не жалел об этом. Все-таки такие парни как Серый — на вес золота! Надо будет с ним вместе в этот Ярославский переулок заехать, к маме его. Хорошее дело.

— ЙА-А-А-А-А!!! — зарычал кто-то со сцены. — Я-а-а-а сражусь! Сражусь с тем ублюдком-поваренком из консервной банки на колесах!

Вот это было полной неожиданностью! Это он обо мне? Нет, точно — обо мне! Какая падла смеет вообще таким образом отзываться о моем фудтраке?! В моей душе вскипала злоба. Даже не злоба — ненависть! И щипало правое предплечье. Ага! Сраные якорцы… Тестостерон — это не только траханье, но и самый мужской из всех гормонов в целом. Я медленно выдохнул, допил кофе, и снова глянул на ринг.

Конечно, это был самого дикого вида черный урук. Высокий, на полголовы выше меня, но в плечах — поуже, хотя и мускулистый, как все мои сорлдичи. Он производил странное впечатление: сутулый, с длинными, едва ли не до колен руками, гривой волос, почему-то заплетенных в дреды. Никогда не видел дредов у уруков. И никогда не видел, чтобы черные уруки были прям ЧЕРНЫЕ. Загорелый, что ли? Бывают загорелые уруки? И глаза у него горели, настоящие бельмища! Я вознамерился было послать его в жопу — просто потому, что это было очень подозрительно и походило на подставу, но тут мой взгляд зацепился за его руки.

Руки, покрытые полинезийской татуировкой, по которой пробегали багровые сполохи! Это откуда он такой красивый нарисовался? И кто ему всю эту красоту нарисовал? Такое игнорировать было нельзя, и изучать сие явление совершенно точно было эмпирически, то есть — пощупав его рожу кулаками. Или его кулаки свое рожей — как получится.

— Как тебя зовут, дерьмо? — выкрикнул я в ответ и толпа, пялившаяся на сцену мигом повернулась в мою сторону.

— Бахар Двухголовый! — провозгласил он, стягивая через голову рубаху и обнажая перевитый тугими мышцами торс. — Иди сюда, я прикончу тебя прямо тут, у всех на виду, самозванец и ублюдок!

Я свою джерси (так ведь называются футболки с длинными рукавами?) и фартук снимать не стал, только подхватил чистое вафельное полотенце, и по пути к рингу разорвал его вдоль и обмотал кулаки.

— Итак, у нас два бойца вне категорий! Два черных урука, которые испытывают друг к другу личную неприязнь! — обрадовался усатый кхазад. — Полуголый с прической как швабра, и повар в фартуке со следом от ладони! Запишите их имена в протокол боев: Швабра и Фартук.

— Бахар Двухголовый! — рявкнул урук с ринга и ткнул пальцем в сторону Кюхельхена. — Вот мое имя.

Я вытер со лба мерзкие капельки пота обрывками полотенца и, рыкнул:

— Бабай Сархан!

— Гы-ы-ы-ы… — пронеслось над площадью, и те, кто был не в курсе, принялись склонять на все лады мое прозвание: — Страшилка Ублюдок… Пугало Выродок… Кошмарик Дегенерат…

Это не помешало кхазаду невозмутимо продолжить: