Великий и Ужасный-3

Молодежь разбрелась по пляжу — чаще всего парами, докручивать курортные романы до их логического завершения, те, кто постарше — перемещались в бар внутри пансионата. Демьян тоже куда-то свинтил, вместе с одной из знойных барабанщиц из герлз-бенда, но я не особенно был к нему привязан, если решит остатся — ну и пофиг, я на этот самый Карасун, который вроде как в районе знакомого мне Краснодара располагается, и без волосатого барда съезжу. В рамках путешествия на Байкал он можно сказать по пути. А Тиль этот Бернес мне весьма интересен. Любопытно мне с попаданцем от музыки пообщаться. Они всяко приятнее попаданцев от военщины или прогрессорства… Да и ему шаурмой закусить и поностальгировать о вонючих подземных переходах и шумных вещевых рынках занятно будет.

Хотя тут и с вонючими переходами, и с вещевыми рынками нормально обстояло, по всей видимости. По крайней мере группа товарищей, которые приближались к фудтраку, стараясь держаться в тени деревьев, были бы явно там на своем месте. Они думали, я их не вижу. Тенью решили черного урука сбить с толку! Как там пел великий и вечно живой? "Все они в кожаных куртках, все небольшого роста…" Только я не солдат, я урук, и пройти мимо меня уже им будет очень непросто.

Их было шестеро, и они явно думали, что занимаются крышеванием. По крайней мере к мороженщице, ребятам на автокофейне, бармену из бунгало и толстой тетке со сладкой ватой они подходили вполне по-хозяйски. И те звенели монетой с грустными лицами. Но я-то на хрену их вертел! И лом поближе пододвинул.

Братки — братками, но драить столешницу от жира и соусов было нужно. Кузя со страдальческим выражением лица мыл кухонную утварь: посуду, ножи и прочее. Я расторговался неплохо, и Хамзат получил бы приличную мзду, но если эти типы попробуют…

— Тук-тук! — произнес прокуренный голос. — Хозяйка, как жизнь молодая? Как торговлишка?

Ну кабздец ему, если он не инвалид по зрению! Из-за длинных волос и склонившейся над столешницей спины он принял меня за бабу! Интересно, что у него за жизненный опыт, что его не смутили габариты? Может у него мать — чемпион по пауэрлифтингу?

Товарищи в кожаных куртках зависли под бортом фургона, который сейчас выполнял роль козырька и открывал для всеобщего обозрения прилавок и внутреннюю кухню фудтрака и переговаривались, ожидая моей реакции.

— Потихонечку, — хрипло ответил на вопрос я, оборачиваясь и втыкая тот самый трофейный тесак в разделочную доску. — Помаленечку.

— А-а-а-а! — отпрыгнул от фудтрака небритый короткостриженый тип. — Уф, пацаны, чуть сердце не стало.

— Гы-гы-гы-гы! — заржали пацаны. — Хозяйка, гы! Арсен нелюдя за бабу принял! Может и женисся на нем?

Я поглядывал на них исподлобья и ничего не говорил. Арсен поправил свою кожанку, провел заскорузлыми ладонями по коротким волосам и шагнул снова в пятно света под козырьком.

— Нелюдь там или еще кто — этот участок под Гусманом. Надо поделиться.

— Я думал — этот участок под "Пансионатом имени Завиши Чарного-Сулимчика", — проговорил я. — Ворота мне открывал и на тусовку поработать приглашал Хамзат, а никакой не Гусман.

— Ты не врубаешься? — искренне удивился Арсен. — Гусман держит этот пляж! Все, кто тут работают — отстегивают ему. Не знаю из каких пердей ты прибыл, но у нас так заведено.

— Прекрасно, — кивнул я. — Очень рад что у вас так заведено, ничего не имею против. Но это вообще не мое дело. Я договаривался с Хамзатом.

— Нет, ты реально тупой, нелюдь! — вызверился Арсен, а его братки зашумели. — Гони полтос!

— СУКА! — рявкнул я и ломанулся на выход, рыча на каждом шагу. — Я ЧТО?! НЕДОСТАТОЧНО?! СТРАШНЫЙ?!

Меня действительно это напрягало уже давно. То ли у местных жизнь была такой суровой, что они смерти искали, то ли тут потомство давали исключительно те мерзкие маленькие пацанчики из школы, которые крыли последними словами старшеклассников в странной уверенности что ничего им за это не будет… Я не мог найти объяснения этому феномену: каким таким неведомым образом ЧСВ местных смешивалось с расовыми предрассудками, что они постоянно цеплялись к оркам? И ладно бы к снага — они и обычному-то взрослому здоровому человеку в кондициях уступают, за редким исключением типа Щербатого. Но я — черный урук! Зараза, если бы я сам не был уруком, я бы бежал от них как черт от ладана, мы же страшные как смертный грех, здоровенные клыкастые дурные верзилы! Да я как Маухура Поджигателя вспомню, так почти осознавать начинаю, что это за чувство такое — страх!

Ну, положим, с этим я погорячился, но…

— Ой, ять! — сказал я, увидев сверкание ножа в руке у Арсена. — Не позорься. Спрячь эту штучку, пока я тебе ее в сраку не засунул.

Кузя услужливо сунул мне лом в руку. Братки, кажется, прониклись. Но на их стороне было численное превосходство и они были местными!

— Ты, орчина, из Гадомыса живым не выедешь, — проговорил один из них. — Мы под Гусманом ходим.

— В том-то и есть между нами ключевая разница, — я взмахнул ломом так, что загудел воздух. — Ты ходишь под Гусманом, я — под звездным небом. А? Хорошо я загнул, красиво получилось?