— Что тут рассказывать? В институте мы с Настей занимались альпинизмом, нам очень нравилось. А какой альпинист не мечтает покорить Эверест? Но нам нужно было тренироваться и ещё раз тренироваться, восьмитысячники требуют стопроцентной готовности. Мы тренировались, набирались опыта сложных восхождений и всё такое прочее. Когда нам показалось, что мы готовы к Гималаям, по альпинистским клубам как раз прошло сообщение, что планируется советская экспедиция на Эверест. Казалось, судьба нам подыгрывает. Мы написали письмо Иванову, это тот человек, который был капитаном восхождения, то есть начальником гималайской экспедиции. По крайней мере, мы так думали. И он нам ответил, что женщин они не берут принципиально, а вот я им подхожу. Настя сказала, чтобы я шёл без неё, раз такое дело. Второго шанса судьба наверняка не даст.
— Но судьба не дала и первого. Вас в той экспедиции не было. Почему? — поинтересовался Павел.
— Всё дело в том, что Эверест находится за пределами СССР, а я, как выяснилось, невыездной. Не знаю, за какие заслуги. То есть, Гималаи для меня оказались закрыты. Через некоторое время Союз развалился, и против моей поездки за рубеж уже никто не возражал. Но одновременно с этим инфляция обратила в пыль все наши сбережения, и нам стало совсем не до Гималаев. Ну, а когда денежки вновь немного поднакопились, я, увы, был уже далеко не юн, да и бросать важную и интересную работу совсем не хотелось.
— Что же такого важного и интересного может быть в институте русского языка? — удивился Павел. — Буквы, что ли, новые придумываете? Или вы работали не там?
— Там, там, — улыбнулся Виктор. — Называйте уж это заведение, как привыкли — НИИ матюков. Даже сотрудники его именно так и называют. Так что, Павел, вы считаете, что русский язык совсем не важен? Вот скажите, когда вы были юношей, как тогда парни между собой называли девушек?
— Ну… по-разному, — немного смутился Павел.
— Попробуйте перечислить, пожалуйста. Я вам потом объясню, зачем.
— Ладно, — он набрал побольше воздуха и выпалил: — Девки, тёлки, сучки, щёлки, швабры, курочки, мочалки, щётки…
— Достаточно. Вот видите, очень много разных слов, но все они несут в себе негативный эмоциональный заряд. Слов «юная леди» в списке нет.
— Разве что леди на букву «б».
— Вот именно. А теперь скажите нам, как магический эксперт: есть ли тут взаимосвязь с тем, что «мочалки» не хотят рожать? Вот нас здесь три пары, и детей у нас у всех по одному. Причём заметьте, наши пары стабильны. И всё равно только один ребёнок. А вокруг сплошные разводы, и где уж разведёнкам растить троих? В то же время у горцев по десятку детей в семьях, разводов практически нет, а тех джигитов, которые назовут девушку шваброй, мягко говоря, поправят. Скорее всего, кинжалом, ну, или из автомата, в нынешних-то условиях. Павел, вы по-прежнему считаете, что язык не важен?
— Разве язык первичен, а не отражает реальность? Вроде как бытие определяет сознание, а не наоборот.
— Так считал Маркс, вкупе со всякими Кейнсами и Адамами Смитами. Или без них, неважно. Но крах Союза показал, что марксизм уже неактуален. С его же точки зрения, ведь практика — критерий истины, а эта самая практика говорит отнюдь не в его пользу. Кстати, знаете, почему развалился Союз, да ещё и так легко?
— Говорили, что Союз развалило ЦРУ, но это, конечно же, полный бред. Настоящей причиной якобы было резкое падение цен на нефть, как я где-то читал…
Остальные Аристарховы наверняка уже слышали подобные «лекции» неоднократно и потому отдавали должное выпивке и закуске, а Нина и Павел слушали Виктора с интересом.
— И такая версия имеет право на существование, — признал Виктор. — Но увы, она ничего не объясняет. Не настолько влияла в то время нефть на нашу жизнь. Мы вполне могли бы спокойно переждать этот спад, ничего такого страшного тогда в экономике не происходило. Особенно если сравнить с кошмаром девяностых.
— А как вы сами объясняете эти события?
— Мою точку зрения любой марксист назвал бы махровым идеализмом. Вот слушайте. Союз создавался для реализации четырёх основных целей: атеизм, интернационализм, коммунизм и мировое господство…
— С первыми тремя — согласен. А стремление к мировому господству у нас разве провозглашалось?
— Конечно. Разве вы не помните концепцию мировой революции? Это ведь абсолютно то же самое. Поверьте эксперту по русскому языку. Так вот, с атеизмом было покончено во время войны с Германией, в тысяча девятьсот сорок втором году, если не ошибаюсь…
— Насколько помню, у нас в институте был предмет «научный атеизм», да и Политбюро в церковь не ходило. Что тогда вы называете «покончено»?