Великий диктатор

— Матти, мы с господином Стокманном решили напечатать первую сказку отдельной книгой. И даже привезли сигнальный экземпляр. Это самая первая книга, — нашёл он нужным пояснить мне этот термин. — Вот она.

— Спасибо, — пробормотал я, рассматривая картонную обложку с чёрно-белым Мумми-Троллем, названием и моим именем.

— Я знаю, что ты свободно пишешь и читаешь на шведском и русском, — продолжил тем временем Ээро Эркко. — Можешь перевести на эти языки свою сказку, но вот только с текстом, из этой книжки? Тут твой текст уже с правками, — он постучал желтоватым от табачного дыма ногтем по обложки книги, которую я держал в руках.

— Конечно, дядя Ээро. А как скоро это вам надо?

— До конца лета справишься? До нашей партийной конференции.

— Думаю, да. Справлюсь. В смысле — переведу. А вы её печатать и на этих языках собираетесь?

— Да. Но не я. А господин Стокманн. Попробует продать по пятьсот экземпляров для начала. Но это он с твоим отцом будет договариваться.

— Лучше с дедом. Отца выбрали в старосты, у него и так много дел, — пояснил я ему под его недоуменный взгляд.

Сам господин Стокманн до меня так и не снизошёл. Лишь молча кивнул, когда меня ему представил глава младофиннов. Он больше с дедом общался. Как дед Кауко мне позже рассказал, у них в группе старателей в Калифорнии тоже был Стокманн, который оказался родственником этого Стокманна из Шлезвиг-Голштинии. Да и сам он был примерно ровесником моего деда. Что их ещё больше сблизило.

Это привело к тому, что дед рассказал ему про мою вертушку, которая так и не заинтересовала Гуннарссона. А вот Стокману понравилась, и он согласился её запатентовать и производить, а нам выделить процент с дохода. Когда они уже уезжали, Георг Штокманн с дедом долго обнимался на прощание и сказал, кивнув на меня:

— Мой друг, если твой внук придумает ещё что-нибудь интересное, приезжай прямо ко мне, — обидно было, не передать.

Как будто я какая-то волшебная мебель, производящая различные чудеса, но недостойная общения. Чего, с ней, с мебелью, разговаривать! И я опять удостоился только кивка.

Пятьсот марок мне отец отдал, хотя по его глазам было видно, как ему жалко такого богатства. У меня, правда, эти деньги надолго не задержались. Я их передал деду на патентирование скрепки. Когда я принёс ему мои придумки, он потребовал показать, как это работает.

— Ну, скрепка, это для скрепления нескольких листов бумаги, — я взял со стола лежащие перед ним бумаги, в которых он вёл записи своих калькуляций при помощи счёт, и скрепил несколько листов.

— Хитро, — он покрутил в руках получившуюся стопку, повертел её в разные стороны.

— Ещё ей можно бумажные деньги скреплять, — дед тут же вытащил тонкую стопку бумажных марок и попробовал на них.

— И удобно. Хорошая придумка. Нужная. И, я смотрю, очень простая. За дорого можно будет её продать. А это что за жестянки? Он указал на мои эрзац-кнопки.

Я как мог объяснил ему принцип использования канцелярской кнопки. Продемонстрировать работу я не мог, так как жесть оказалась тонкой и кнопка сразу гнулась при попытке как-то её использовать.

— Херня полная, — вынес вердикт дед. — Зачем тратить железо на вот это, если можно приклеить бумагу куда угодно с помощью рыбного клея, который стоит один пенни за унцию.

Ну и ладно. Попробую с кнопкой попозже. В августе приедет Мехелин, вот ему и предложу.

— Деда, а ты можешь через своего поверенного в Улеаборге получить патент на скрепку? Именно на меня.

— Хм. Я у него спрашивал уже. По поводу вертушки. Он сказал, что регистрация в княжестве стоит четыреста марок. И еще сколько-то надо на взятку отдать, чтобы быстро сделать. Есть у тебя столько? А?

В разбитой мной кубышке оказалось всего сто двадцать семь марок и сорок пенни. Только зря её разбил. Так что привезённые Ээро Эркко деньги пошли на патентирование скрепки. Очень надеюсь, что не зря я отдал их деду, и тот меня не надурит.

…..

— Ууу! Ненавижу! Гад! Жаба дохлая! Вот он кто! — громко шипел в своей комнате Андреас Викстрём. Громче было опасно, стенка между комнатами была тонкая, и дядя мог их услышать.

— Андреас, ты же сам виноват. Зачем ты диктатором захотел стать?

— Молчи, мелочь ушастая. Ты меня предал! Ты должен был драться за меня! Трус! А ещё брат!

— Я не трус! Я защищал тебя, когда ты упал!

— Ненавижу! Тебя, Матти и этот дом! Я его спалю! И нас домой отправят! Ой! — взлетевшая с столика кружка стремительно понеслась к нему.

От испуга у Андреаса ослабли колени, и он упал на задницу. Кружка, чиркнув по его волосам ударилась об стену за его стеной, разлетевшись на множество осколков.

— Аааа! — перепуганный мальчишка тонко завыл и попытался на карачках доползти до двери, но неведомая сила отшвырнула его в сторону, ощутимо приложив его о попавшийся на пути стул.

— Стой! Не надо! Хиири, не надо! Пожалуйста! Остановись! — сообразивший, что происходит, Ларс, кинулся к брату и обняв его, со слезами на глазах закричал куда-то под потолок, обращаясь к домовому, про которого знал из рассказов Матти и бабушки Ютты.