Пристли с восторгом встретил весть о революционных событиях во Франции. Он знал эту страну давно и любил ее свободолюбивый народ. С большим вниманием и интересом следил Пристли за развернувшимися политическими событиями. В своих философских лекциях он провозглашал торжество разума. Промышленный переворот в Англии требовал коренных социальных перемен. Противник абсолютизма, в своих статьях и выступлениях приветствовавший ломку старых общественных отношений, Пристли вызвал ненависть к себе со стороны английской аристократии. Теперь не только церковь, но и многие представители правящего класса в злобе обрушились на ученого, обвиняя его в плагиате, бесстыдно заявляя, что ничего существенного он не привнес в науку. Пристли не сдавался: одна за другой появлялись его философские, литературные, политические, теологические статьи[150]. В его речах все чаще слышались призывы к реформам. Ученый выступал против позорной торговли рабами, которая обрекала тысячи негров на страдания и полное лишений и унижений голодное существование.
Свобода, равенство, братство — вот идеалы нового общества. Именно о них говорил он в своей проповеди в канун 1791 года. В Англии число сторонников Французской революции с каждым днем росло. Было создано «Конституционное общество», призванное бороться за реформы в Англии. Через несколько месяцев после его основания члены общества решили торжественно отпраздновать 14 июля — день взятия Бастилии. Пристли непременно хотел принять участие в торжестве и пригласил для этого своих друзей. Однако, к немалому его удивлению, Уильям Хатэн наотрез отказался.
— Положение сейчас неспокойное, доктор Пристли. Присутствие на таком торжестве может вызвать нежелательный резонанс.
— Не вижу повода для опасений. Чествование годовщины этого знаменательного события — важный политический акт.
— Да, именно тем он и опасен.
Хатэн не ошибся. 10 июля проповедники английской церкви публично объявили Пристли еретиком и «соратником дьявола». Они клеймили позором и конституционалистов, которые якобы «стремились ввергнуть Англию в пучину разрушений и бед».
14 июля, рано утром, в дом Пристли из Лондона приехал преподаватель физики Адам Уолкер. Только они начали беседу, как в кабинет к мужу вошла госпожа Пристли.
— Джо, тебе записка. Она от твоего друга Рассела.
Пристли прочитал послание.
— Положение действительно становится серьезным. Меня предупреждают и отговаривают принимать участие в торжестве. Как это понимать?
— Все же надо принять совет Рассела, — сказала встревоженная жена.
— Подумаем. До торжества остается еще немало времени.
— Может быть, более разумно остаться дома, господин Пристли? — предложил гость.
— Не будем расстраиваться по пустякам. Прошу вас, господин Уолкер, в лабораторию.
Утро они провели в лаборатории ученого за приятной беседой. Однако обсудить все вопросы за это время не удалось и Пристли решил продолжить разговор после обеда. Начало уже смеркаться, когда Пристли, проводив собеседника, вошел в просторный холл, где его ждали жена и трое сыновей. Дочь, выйдя замуж, поселилась отдельно от семьи.
— Мэри, хочешь сыграем партию в шахматы?
— С удовольствием.
В это время в Бирмингеме творилось что-то ужасное. Члены конституционного совета собрались в гостинице Томаса Дадли: обед и речи длились до позднего вечера. А улицы тем временем запрудили толпы народу. Натравленные духовенством разъяренные люди двинулись к гостинице.
— Революционеры! — слышались со всех сторон крики. Камни и поленья летели в окна гостиницы, звенело разбитое стекло, с грохотом падали взломанные двери… Толпа ворвалась в зал, но там никого не обнаружили. Участники совещания тайком покинули здание и решили укрыться в церкви «Новая встреча».
— Пошли к «Новой встрече»! — ревела толпа. — Там они спрятались!
Страшные удары сотрясали стены «Новой встречи». Ломали все, что попадало под руку, подожгли даже скамьи для прихожан.
— Это не храм божий, а притон дьявола! Здесь ему клялся сатана, испускающий молнии!
Пламя пожара охватило крышу, разогнав спустившиеся на город сумерки.
— Надо наказать и его, потерявшего стыд безбожника! — и толпа кинулась к дому Пристли.
Пристли с тревогой всматривался вдаль: крики и пожар в городе не предвещали ничего доброго. Вдруг послышался тревожный стук в запертую калитку. Старший сын Джозеф выбежал в сад.
— Что вам нужно, — взволнованно спросил он пришельца, не открывая, однако, калитки.
— Господин Рассел прислал за вами крытую повозку. Надо немедленно уезжать отсюда, — услышал он в ответ.
— Может быть, успокоятся и не доберутся до нашего дома, — с надеждой промолвил Пристли.
— Не следует терять ни минуты, отец! Немедленно уезжаем.