Великие дни. Рассказы о революции

— Да куда ж мы едем? На смерть, что ли? Сворачивай сюда! Сворачивай в этот двор…

Гришка потянул правую, линейка чуть не опрокинулась. Круто скатились с замостья и влетели в безворотный двор. В дверях хаты стоял мужик, и возле него бабка крестилась часто.

— Трехдюймовкой бьют…

— Я у вас подожду.

— Ну, а как же!

По дороге два солдата. Они быстро шли под плетнями и всматривались вперед. Гришка выбежал из двора.

— Куда ты, черт! — закричал Пивоваров.

Гришка глянул: под плетнями шли все двадцать; у каждого винтовка, а у некоторых и две.

— Власов!

— А! Любопытный! Возьми вон у него!

— Кого?

— Кого, дурень! Кого! Пуки-туки возьми!

— Да ну?! — Гришка присел. Может быть, от удивления, может быть, для того, чтобы лучше прыгнуть к винтовке.

— Ты что, сдурел?

— Дай ему, дай! Свой человек.

Гришка ухватил винтовку, сжал в руках перед собой. Его глаза теперь пылали серым, но страшно горячим огнем.

— Власов, а где большевики?

— Ну и глупый ты парень, просто непостижимо! Где большевики! Да ты ж и есть большевик, дурья твоя башка. Да довольно тебе болтать, в бой идем!

Гришка только один раз ошеломленно хлопнул глазами и взял винтовку в правую руку, как и все.

— Гришка! Куда ж ты, сукин сын! Куда?

Гришка оглянулся. Как это он забыл про хозяина?

— Илья Иваныч! Да ты ж и есть самый буржуй!

Но Власов в этот момент треснул его между лопатками:

— Долго я тебя учить буду? Баран деревенский! Вперед!

Гришка громко и радостно вздохнул и… пошел вперед.

1937

ЮРИИ ЛИБЕДИНСКИЙ КУХАРКИН БОГ

Этот рассказ услышал я в условиях несколько необычных — в пионерском лагере Крыма. Санаторий, где я лечился, направил в порядке шефства группу товарищей для проведения беседы у костра. Я был в этой группе. Я только прибыл в санаторий и никого из товарищей не знал.

Нас встретило суетливое движение ребячьего городка, аплодисменты той особой звонкости, которую дают детские ладони. И мы у костра. Рыжий огонь прыгает перед нами, опаляет нам щеки, от него жарко глазам, совсем темной кажется крымская ночь, и горы нельзя отличить. Мы не знали, о чем вести беседу… Мы сидели перед ребятами, они открыто разглядывали нас, это было приятно и несколько смущало.

Потом кто-то из ребят спросил:

— Откуда у тебя этот шрам? — Он обратился к одному из наших больных, к молодому парню с рассеченной щекой, — шрам подбегал к голубовато-серому спокойному глазу его и останавливался перед ним как бы в нерешительности.

— Это меня казак ударил шашкой, — не сразу ответил парень.

Ребята сосредоточили разнообразные — и серьезные и требовательные — взгляды на нем.

— Он — герой, — сказала одна из старших девочек поучительно и определенно, точно назвала профессию.

— Я не герой, я инженер-электрик, — в тон ей ответил смутившийся парень.

Здесь разговор стал оживленнее, тема определилась: кто видел героя? Что называть героизмом? Сразу назвали имена вождей.

— Каждый человек знает кого-то и помнит его как героя.

Этот быстрый и отрывистый, хрипловатый голос женщины ворвался в разговор, все замолчали, а она этими стремительными словами точно выступила из темноты сзади костра, и все, кто сидел против нее и впереди нее, — все обернулись к ней.

У нее, седые волосы, бледное широкое лицо, черные глаза и брови.

— А ну, расскажи-ка, товарищ Топоркова, расскажи, — сказал инженер-электрик, обрадованный тем, что внимание с него переключилось на эту женщину, которая так заговорила, что всем казалось — вот разлетится и будет сыпать слово за словом.

Но она вдруг запнулась и добавила несмело:

— У меня нет практики такого дела — рассказывать… Я уже совсем сбилась. И с чего мне начать?

— Вы начните про этот костер, — подсказал один из наших больных, подкидывая в костер полено. — Вы знаете какого-то человека-героя. Сравните его хотя бы с этим костром — и так далее, рассказ пойдет… — Он засмеялся, довольный собой. Всю дорогу, идя из санатория к пионерам, он шутил и смеялся, молодой, но задыхающийся от одышки, черноволосый, щеголевато выбритый и невысокий. Я про себя решил, что он журналист.

— Да, — жадно и серьезно сказала она, — этот человек, можно сказать, был похож на костер. Но разве ж о нем рассказать? — испугалась она. — Разве ж мне рассказать, что это был за человек? — И она с жаром и с живостью, точно пионер, когда он отвечает: «Всегда готов!», подняла свою красную и как бы подпухшую руку.

— Вот вы молодые ребята, и многое вам даже трудно объяснить.

Ну вот, хотя бы кухарка. Вы знаете, что это значит — кухарка? — начала она тем тоном поучительности, который обычно предназначается для ребят.

— Сейчас кухарок нет. Есть домашние работницы, — в тон ей, так же поучительно, опять откликнулась та аккуратненькая девочка, которая назвала героем человека со шрамом.