«Я столько раз слышал о том страхе, который испытывает человек, находящийся под обстрелом пушек врага, что решил испытать на себе, что это такое. Скука, а также тот дух отваги и даже безрассудства, что начинает испытывать человек перед лицом опасности, заставили меня с легким сердцем отправиться к укреплениям в районе Ла-Лун. Эта территория оказалась вновь занята нашими войсками, но сейчас она представляла собой жуткое зрелище. Крыши домов были разнесены в щепки, повсюду была разбросана солома, которой они прежде были покрыты. Тут и там, вытянувшись, лежали тела смертельно раненных. Иногда из ниоткуда прилетал шальной снаряд, который тут же с грохотом исчезал в развалинах зданий.
В полном одиночестве, предоставленный сам себе, я отправился на высоты на левом фланге. Здесь мне пришлось убедиться в том, что позиция французов была более выгодной. Они построились полукругом и стояли спокойно и в полной безопасности. Келлерман находился в тот момент на левом фланге, казалось, до него было рукой подать.
По дороге мне пришлось залечь среди знакомых штабных и полковых офицеров. Все они, казалось, очень удивились, увидев меня. Они хотели, чтобы я вместе с ними отправился в тыл. Но я объяснил им, зачем нахожусь здесь, и офицеры, не пытаясь больше отговорить меня, предоставили мне оставаться наедине со своим капризом.
Теперь я добрался в расположение полка, где ядра летали очень близко. Звук их полета очень любопытен: он напоминает одновременно гудение волчка, бульканье воды и пересвист птиц. Из-за того, что земля была влажной, ядра были менее опасны при падении, так как они вскоре застревали в земле. Таким образом, моя глупая поездка с целью проделать этот эксперимент оказалась, по крайней мере, менее опасной из-за отсутствия рикошета.
Во время моих опытов вскоре я почувствовал, что со мной начинает происходить нечто необычное. Я сосредоточился на этом, но все равно могу описать те чувства лишь приблизительно. Казалось, будто я нахожусь в каком-то очень жарком месте и с каждой минутой этот жар все глубже проникает в тело, как будто я сам превращаюсь в его частицу. Взгляд продолжает ясно видеть окружающую картину, но она как будто окрашивается в коричнево-красные тона, что полностью меняет внешний вид предметов вокруг. Я не испытывал никакого волнения крови, но, как я говорил, все вокруг казалось разогретым до предела. Наверное, именно поэтому то чувство можно было назвать лихорадкой. Примечательно, что возникающее внутри чувство ужаса и беспокойства является результатом того, что воспринимается на слух. Его причиной является гром орудийных выстрелов, вой и грохот пролетающих мимо ядер.
Когда я поскакал назад и был уже в относительной безопасности, то с удивлением заметил, что жар полностью исчез и то легкое лихорадочное волнение тоже осталось позади. В целом можно сказать, что испытанное мною тогда ощущение является одним из самых неприятных. Среди моих замечательных товарищей мне не удалось найти ни одного, кому нравилось бы испытывать его».
Вопреки ожиданиям друзей и врагов, французская пехота продолжала стойко удерживать позиции под огнем прусской артиллерии, обстреливавшей ее из укреплений Ла-Лун. Французские орудия вели такой же энергичный, но гораздо более результативный огонь по плотным массам армии союзников. Предположив, что пруссаки вот-вот дрогнут под артиллерийским огнем, Келлерман построил свои войска в колонну и решительно бросил их в наступление, надеясь захватить находившиеся в долине ближайшие орудия противника. Замаскированная батарея противника открыла огонь по французам и заставила их в беспорядке отступить. Под Келлерманом была убита лошадь, а его самого с трудом вынесли с поля боя солдаты. Теперь вперед пошли колонны прусских солдат. Французские артиллеристы запаниковали и попытались бежать с позиций, но были остановлены своими офицерами. Келлерман восстановил нарушенные ряды пехоты, а затем сам занял место в пешем строю и отдал приказ солдатам подпустить врага поближе и опрокинуть его штыковым ударом. Солдатам передался энтузиазм командира. От батальона к батальону неслись дружные крики «Да здравствует народ!», которые вскоре были услышаны и наступавшими через долину пруссаками. Прусские солдаты уклонились от штыкового боя с занявшей высоты армией, которая показалась им слишком стойкой и решительной. На некоторое время они задержались в низине, а затем медленно вернулись на свои позиции на другой стороне долины.