Но это неважно. Овцы окотятся, женщины нарожают воинов. По случаю объединения братских тюркских народов закатили трехдневный той. Нурали своими руками разделывал голову пресловутого черного барана, оделяя старейшин былых врагов кого ухом, кого глазом, кого губой — высшая честь у степняков. Буза лилась рекой. С пиршественной кошмы не вставали. Упившиеся спали тут же. Веселились, не думая о нависшем с востока Сугедее. О самозванном хане, явившемся ниоткуда и набравшем за последние год-два невиданную силу. О его непобедимой орде, свалившейся на голову старым владыкам степи, как беркут падает на зайца-толая…
На третий день, под конец пиршества, прискакал хайдар. С вестью о судьбе рода, после заключения мира откочевавшего на прибрежные пастбища, к самой Девятке.
И веселье как рукой сняло.
2
— Ты чем это у сугаанчаров разжился, мичман? — порой Гамаюн по привычке называл Ткачика именно так.
— Да вот, провернул один бартер… Степные сувениры, — туманно ответил морпех.
— И что же из вверенного имущества ты на сей бартер пустил?
Когда каждый штык на счету, держать нестроевого интенданта — роскошь. И обязанности каптенармуса (баталера, зампотылу, каптерщика, квартирмейстера и т.д. и т.п.) исполнял Ткачик. Флотские – народ хозяйственный. Утром Гамаюн краем глаза видел, как кавторанг притащил и загрузил в машину тяжело звякнувший сверток.
— Не наезжай, командир. Пустил на это дело исключительно личное имущество. Два номера «Плейбоя». От сердца оторвал. Видел бы ты, как глаза у мужиков здешних загорелись… Да и дамочки заинтересовались.
— Смотри, грянет тут сексуальная революция. А ты в ее родоначальники угодишь…
Последние дни они с Ткачиком общались примерно в таком стиле. Разговор, начатый после поломки бензовоза, не возобновился.
Дальнейшее обсуждение вопроса: от сердца или от какого другого органа оторвал экс-мичман пресловутые «Плейбои» — пресек свист с вершины скалы, известной как Верблюжья Голова. Сигнал от Багиры. Из степи приближался всадник.
Хайдар от Пака.
3
Послание оказалось в двух частях. Первая часть — четыре исписанных мелким почерком листа. Вторая — две аудиокассеты.
Гамаюн мельком просмотрел листочки. Пак раскопал некий гуляющий по степи шедевр устного народного творчества — музыкальную поэму неизвестного автора. Название в вольном переводе звучало как «Легенда о Ваир-хане, его дочери луноокой Джеймун и восьмипалых онгонах».
Дату создания легенды Пак не смог установить даже приблизительно. Но из разряда свежих бестселлеров она вышла как минимум несколько поколений назад — информатор Кулая, сам не молоденький, слышал шедевр еще от деда.
На кассетах имел место текст поэмы в исполнении певца-акына. На листках — сжатое изложение Кулая. Ну что же, приобщимся к местной поп-культуре…
…Дребезжание дутара вполне гармонировало со старческим фальцетом певца. В русском переводе нерифмованные вирши звучали примерно так:
Велик и могуч был властитель степи Ваир-хан. Велик Ваир-хан!
И т.д. и т.п. Короче, велик и славен Кочубей, его поля необозримы… А на деле-то, небось, правил хан на территории с пару районов будущей Джезказганской области. Ох уж эти поэты…
Длительный подход к теме Гамаюна не привлекал. Судя по тому, что кассет понадобилось две, поэма не из коротеньких. Подполковник промотал вперед, снова послушал. Неведомый бард покончил с инвентаризацией движимого имущества владыки и столь же обстоятельно принялся за гарем.
Каждая жена Ваир-хана описывалась до мельчайших деталей, типа родинок у пупка и цвета волосяного покрова интимных частей тела. Подобная осведомленность автора наводила на некоторые подозрения, но к сути дела — к онгонам — не приближала.
К тому же устная и поэтическая речь степняков несколько различались. Гамаюн понимал все с пятого на десятое, о значении многих слов приходилось догадываться. Он выключил магнитофон и стал читать резюме Пака. Стиль капитана запаса С.Д. Кулая понравился подполковнику гораздо больше.
4
Из письменного сообщения Пака: