…Поверхность озера раздалась беззвучно, и светлее не стало, и она поняла — вокруг ночь. Она скользила, набирая ход — уже поверху. А потом слева будто возникло огромное зеркало, увеличивающее зеркало — с ее отражением… Но там появлялось не зеркало, там появился Хаа, самый огромный, самый старый, самый мудрый айдахар в озере… Она была велика — он был больше, она была сильна — он сильнее… И — он был прекрасен. Они скользили, касаясь иногда чешуи друг друга, словно случайно — но не случайно… И она чувствовала, что внутри ее что-то растет, что-то зреет, что-то грозит лопнуть и разорваться, если она не будет плыть быстрей и быстрей, и она плыла быстрей и быстрей, она неслась спущенной с тетивы стрелой — огромной многотонной стрелой, способной пробить насквозь небо и землю… Хаа не отставал, он все время держался рядом, и она знала, куда они несутся сквозь ночь — на потаенный, никому не известный островок в самом сердце озера — островок, где такими безлунными ночами свиваются в любовных играх огромные тела айдахаров… В странных играх — и прекрасных.
Интересные бывают грезы у завершающих половое созревание девушек.
Женька ничего не услышала — почувствовала, что солнечные лучи перестали светить сквозь веки — и открыла глаза.
Неохватным вековым стволом над ней нависло поднявшееся из озера тело. Голова размером с глубинную бомбу приблизилась. Огромный плоский глаз смотрел на Женьку. Желтый.
Айдахар. Водяной змей.
Она не удивилась. И не испугалась. Она спросила, уже зная ответ:
— Это ты, Хаа?
Айдахар не умел говорить. Он наклонил огромную голову и повернул чуть набок — она увидела шрам над левым глазом. Это был Хаа — так его называла Женька.
Она встала.
Она подошла.
Они беседовали — Женька расспрашивала его о тайнах глубин, и о загадках других берегов, и о бесчисленных стадах золотых сазанов, и о тюленях, неизвестно откуда появившихся зимой в озере, и о многом другом… Только о затерянном в самом сердце озера островке, где безлунными ночами сплетаются в странных любовных играх огромные тела айдахаров, только об этом не спрашивала Женька у Хаа…
Змей отвечал, наклоняя голову или чуть покачивая ею — и смотрел на Женьку огромным плоским глазом. Желтым.
А потом… Она обхватила руками чешуйчатую шею, странно тонкую по сравнению с могучим телом (да и голова казалась относительно небольшой). Она прильнула к огромной живой колонне — чувствуя всем своим обнаженным телом, как бьется жизнь и сила под удивительно мягкой и нежной шкурой… Айдахар развернулся, свился громадной спиралью — и распрямился, буквально выстрелил под визг Женьки в озеро.
Они поплыли купаться…
6
Может быть, айдахар, прозванный Женькой навевающим мысли о Киплинге именем Хаа, и был самым огромным в озере. Может быть, он был и самым старым… Но самым мудрым не был. Мудрость змей — миф, мозг их слишком мал и примитивен для любых мыслей, даже для глупых.
Айдахары, будучи ближайшими родственниками ужей и степных полозов, в этом смысле ничем от них не отличались. И мозг их отнюдь не развился пропорционально телу. Возможно, ужи и полозы даже превосходили айдахаров — если и не умом, то пластичностью поведенческих реакций. У них, у мелких пресмыкающихся, имелось достаточно хищных неприятелей, пернатых и четвероногих, которые тупых змей съедали в первую очередь. Водяные же гиганты природных врагов не имели… Рыбы в озере хватало с избытком — ну и к чему изощрять хитрость?
Не были айдахары и агрессивными. Не нападали даже на тюленей — мелкие острые зубы в огромных пастях идеально подходили лишь для охоты на лещей, сазанов и таящихся у дна усатых отшельников-сомов.
Но! Айдахары владели эмпатией — и весьма сильной. Эмоции и настроение мыслящих существ они чувствовали безошибочно. И порой подчинялись неосознанным или осознанным желаниям людей. Не всех. Некоторых.
Хаа не беседовал с Женькой, он даже не слышал ее голоса — слух змея мог улавливать другие колебания, исходящие в воде от крупной рыбы. Женька говорила сама с собой. И сама себе отвечала движениями змея. В принципе, жертвы айдахаров — рыбаки с Девятки и два первых, не испугавшихся холодной воды купальщика — убили себя сами. Собственным страхом и ожиданием агрессии…
Женька всего этого не знала.
Она прижималась всем телом к прохладной шкуре Хаа и зажмуривалась, затаивала дыхание, когда змей ненадолго нырял…
7
Кожа быстро высыхала на солнце, покрываясь тончайшей пленкой соли.
Стоило пойти скорей домой, под душ из относительно пресной воды, пока ее не отключили (с трудом восстановленный опреснитель подавал холодную, мало пригодную для питья воду в дома Девятки по строгому графику). Но Женька не спешила.
Она снова лежала, раскинувшись, на плоском камне — и снова грезила наяву. Но грезы стали другие…
Она представляла себя девушкой, девушкой степного племени — она знала, что ежегодно их приносили в жертву настоящему монстру озера, действительно хищному и безжалостному — Водяному Верблюду.