Величие и печаль мадемуазель Коко

У меня не было сомнения, что это наркоман, несчастный, ведомый желанием отведать своего излюбленного зелья. У нас были четкие инструкции насчет того, как следует поступать. Некоторое количество таблеток морфина лежало в верхнем ящике стола. Разумеется, основная часть наркотических препаратов хранилась у старшей сестры под замком. Но если это обычный наркоман, — подумала я, — он довольствуется малой толикой и уйдет.

А если нет?

Что ж, мне придется это узнать.

— Э-эй, — позвала я дрожащим голосом. — Э-эй, кто здесь? Если вам нужен морфин, то он лежит в верхнем ящике стола. Возьмите и уходите тем же путем, что пришли, через окно. Я никому не дам знать и встану не раньше, чем через полчаса после вашего ухода. Не причиняйте мне вреда, это не в ваших интересах… А если вам нужна помощь, я помогу вам. Вы среди друзей.

За шкафом, где сгустилась тьма, мне привиделось какое-то движение. Потом осколок тьмы двинулся по комнате в мою сторону. Я сдержала вопль. Не кричать! Его нельзя пугать, нельзя сердить. Он болен, как больна мадам Жиразоль, как Винсент…

Тень поравнялась с моим ложем.

— Это… правда? — спросил меня тихий голос, едва различимый из-за шума дождя.

— Что?

— Я у друзей? Вы… вы поможете мне?

— Конечно, — заверила я его, поднимаясь на локте.

— Тогда мне не нужен морфин. Или нужен, но немного. Пожалуй, мне лучше бинт… И, может быть, придется наложить несколько швов. Я ранен.

За окном сверкнула молния, на несколько долгих секунд осветившая комнату. Лицо ночного гостя показалось мне очень юным, очень испуганным. Шарахнул гром, и мой визитер вдруг опустился на пол. Он был без сознания.

Как я и подозревала, от Люсиль было мало толку. Я одна втащила мужчину на каталку. Должно быть, он пришел в себя ненадолго и помог мне, иначе как бы я это сделала? Я отвезла его в операционную, раздела его — вернее, разрезала на нем отвратительные лохмотья и выбросила их. Я осмотрела его и омыла его раны — их оказалось две. Бедро его правой ноги было проткнуто — ножом или штыком, я не поняла. Вероятно, рана доставляла ему страдания, но не вызывала опасений. Хуже было с пулевым ранением плеча, потому что выходного отверстия я не увидела, и теперь мне предстояло вынуть пулю. Одна, в ярко освещенной операционной, с неизвестным, очень грязным и худым юношей, который то стонал сквозь зубы, то снова терял сознание… И этот дождь, продолжавший стучать в окна, словно тысячи несчастных просили впустить их, просили о помощи…

Мне повезло. Пуля засела под кожей. Я достала ее и забинтовала раны. Юноша пришел в себя и стал рваться куда-то из моих рук. Глаза у него были пустые, и мне пришлось сделать ему инъекцию морфина. Он обмяк, но я успела еще переодеть его в пижаму и перетащить на каталку.

Ночь я не спала. Заходила в палату, которая пустовала, слушала его сонное дыхание. Он спал, как человек, который бодрствовал много дней. Гроза не могла его разбудить. Все же я оставила окно открытым и положила рядом с кроватью пару кожаных шлепанцев, которые полагались пациентам. Ботинки, в которых он явился, развалились у меня в руках. Я не исключала возможности, что юноша пожелает уйти, не прощаясь, тем же путем, что и пришел… Пожалуй, я даже хотела этого.

В шесть утра, когда я в очередной раз заглянула в палату, он уже не спал.

— Войдите, не бойтесь, — сказал он. — Простите меня. Я напугал вас.

— Нисколько, — сказала я, переступая порог. — Я не из трусливых. Одно только удивляет меня — как вы с такими ранами ухитрились влезть в окно?

Увидев его бодрствующим, я поняла, что он не такой уж и мальчишка, как мне показалось. Я подумала, что он мой ровесник или ненамного моложе меня.

— Ничего удивительного, меня ведь преследовали, и я должен был спастись, — пожал плечами юноша. — Куда только не залезешь, спасая жизнь. А вот меня удивляет, как это вы, такая хрупкая, умудрились уложить меня на каталку, потом на операционный стол, потом опять на каталку и с нее на кровать? Я правильно запомнил порядок?

— Правильно, — в тон ему сказала я. — Но тут тоже нет ничего удивительного. Мне нужно было спасти вас. Чего только не поднимешь, спасая жизнь!

— Правда? — спросил он, широко открывая синие, ярко-синие глаза.

— На самом деле вы были в полусознании и помогали мне, как могли. А теперь давайте познакомимся. Меня зовут Катрина Боннёр, я врач в этой клинике. Вам тут помогут.

— Меня зовут Франсуа, а фамилию свою я предпочел бы не называть. Я не грабитель, не вор. Но мне очень нужно спрятаться, Катрина. Вы поможете мне?

— Я ведь уже обещала, — кивнула я.

Так в мою жизнь вошел Франсуа.

Так в мою жизнь вошло Сопротивление. 

Послесловие редактора

Сейчас уже никто не может сказать наверняка, была ли дочь у всемирно известной Коко Шанель или нет. Но и доказать обратное не представляется возможным. Некоторые факты указывают на то, что этот ребенок действительно мог появиться на свет. Поэтому, получив рукопись и проверив те сведения, которые известны истории, мы решили, что вправе издать эту книгу. Пусть это будет один из множества возможных вариантов биографии Великой Мадемуазель Коко.