Она не так дурна, лишь слабоумна Да чересчур тщеславна. Только это Ее и погубило. Все семейство — Бесстрастный Милота, циничный Бенеш И Цавиш, самый подлый, вероятно, — Богатством, властью, грезами о троне — Так далеко их заводила спесь — Пленили легковерного ребенка. Как злые гении супруга моего, Они давно, я знаю, разрывали И без того слабеющие узы, Со мной связующие Оттокара. Я слышала, притворным состраданьем Они в моем супруге возбуждали Желанье страстное иметь потомство. Желанье это в короле понятно, Но что есть право после дел неправых? Они'-причина расторженья брака. Хотя король еще не торопился, Их рвение росло, они спешили, Надеясь посадить на трон богемский Кого-то из своих, хоть ту бедняжку, Что ныне тщетно борется с безумьем! Как часто в дни торжеств мы с ней сидели Друг против друга — я с моей печалью, Она в алмазах, среди шумной свиты.
Взор короля ее одну лишь видел, И слух внимал одним ее желаньям. Его уста суровые смягчались, Чтоб восхвалять ее. Она сидела Счастливая и гордая, с презреньем Взирая на меня. И я решила, Почувствовав к несчастной состраданье, Быть кроткой и помочь ей в день паденья. О, много зла ты сделал, Оттокар!
Рудольф
Не забывайте за чужой обидой Про собственные ваши, королева!
Маргарита
Не думайте, что я его прощаю; Я далека от восхваленья зла! Король ко мне несправедлив; об этом Я и скажу ему, как свижусь с ним. Пусть я немолода — об этом знал он, Пусть горе стерло прелесть черт моих — Меня он видел прежде сватовства. Пусть даже я не слишком весела, — Но кто весельчаку повелевал Стать мужем бедной королевы слез, Едва влачившей дни со смертью близких? Когда в своей темнице апулийской, Ближайшими родными умерщвленный, Почил германский император Генрих, Супруг мой, чересчур мягкосердечный Сын чересчур жестокого отца, Когда двоих детей, мою надежду, Они убили, — в ужасе сбежала Улыбка с замкнутых страданьем уст, И счастья более не знало сердце.
Что выставляют поводом к разводу? Один я знаю повод: я бездетна, И без надежды вновь родить ребенка, И даже без подобного желанья. Король ведь это знал, когда женился!
Я объявила так, и он не спорил. Лишь Австрией моей владеть стремились Он и его отец, державный Вацлав, Не в меру жадный до чужих земель. Чего ж он хочет? Сыновей? Потомства? Пусть лучше трон займет ребенок нищих, Чем не по праву королевский сын! Какой еще к разводу найден повод?
Рудольф
Родство не в меру близкое меж вами.
Маргарита
Я помню, я в девичестве слыхала: Был некий Бела и был некий Гейза, Родные братья. Отдал дочку в жены Один богемцу, а другой австрийцу Давным-давно. Король шутить изволит! Да все князья всегда в родстве друг с другом! Родство такое не препона к браку, И прежде речи не было об этом.
Рудольф
Об этом вспомнить наступило время.
Маргарита
Не думайте, что я уйти не в силах, Что я скорблю о мишуре дворцовой. О, если б в это самое мгновенье, Отбросив пышность сана, блеск короны, Могла уйти я в Гаймбург, замок дедов, Где после смерти моего супруга Рыдала я о нем и наших детях! Пускай король ушлет меня сегодня, — Да я благодарить за это буду! Но он моей пятнать не должен чести, Наш брак ему не следует порочить И превращать промчавшиеся годы В отвратный смрад и повод к озлобленью. Богемской не искала я короны! Я в замке дедов о своем скорбела,
Всеобщему страданию не внемля. А под мечом стонала вся страна. Тут венгры, там баварцы, здесь богемцы Жгли, грабили, насилие чинили, Наследственную Австрию терзая. Знатнейшие в стране собрались в Трибен, Держа совет, кому вручить правленье, И порешили в Мейсен сдать послов, Дабы призвали в государи сына Констанции, графини Бабенбергской. Сумел перехватить послов ландтага Король Богемский Вацлав Хитроумный; Он с ними не скупился на угрозы, И просьбы, и посулы, и подарки, И сын его, вот этот Оттокар, Был наречен австрийским государем. Кто был согласен, кто был несогласен, И снова пламя жаркое войны Пылало над страной. Тогда в мой замок Пришли с бедой владетели земель; Они одно лишь средство отыскали: Слить с правом сильного права наследства. Мне предлагая свадьбой с Оттокаром Богемию и Австрию связать. Нет! — я сказала, помня о супруге, Унесшем преданность мою в могилу. Тут повели они меня на башню И нищую страну мне показали: Спаленные поля, пустые хаты, Голодных, сирых, раненых, разутых. Взглянула я вокруг и содрогнулась; Они меня молили о спасенье, И я на все была уже согласна. И Оттокара привели ко мне, Как будущего моего супруга. Смутясь, остановился в отдаленье И молча смерил черными глазами Он, юноша, поблекшую невесту. Но, помня о стране моей несчастной, Приветливо к нему я обратилась. Так стала я его женой. Любви же
Не знала я, о ней не помышляла. Я лишь заботилась о нем, и вместе С заботами в душе возникло чувство, Вобравшее в себя всю боль любви, Без радостей любви. Так было дело. Теперь судите, мне ль страшна разлука. Уеду я, но наш незыблем брак, Нет никаких причин к его разрыву.
Рудольф
Да, говорят еще, вы будто в Трире, Когда супруг ваш Генрих опочил, Клялись, что больше замуж не пойдете. Но это, видно, ложь?
Маргарита