Величие и крах Османской империи. Властители бескрайних горизонтов

В годы, предшествующие османскому завоеванию, Балканы начинали потихоньку переходить к феодальному устройству общества: Стефан Душан, например, даровал своим вельможам право заставлять крестьян работать на себя два дня в неделю. Под властью османов крестьяне, то есть райя, должны были работать на своего сипахи всего три дня в год; если не считать этой необременительной повинности и десятины, которую они платили в казну, будучи христианами, им была предоставлена полная самостоятельность в вопросах как религии, так и земледелия. Тех, кто работает на земле, надлежит охранять, как овец. Крестьяне возвращались на свои земли (если вообще покидали их) и обнаруживали, что гнет балканского феодализма со всеми его реквизициями, барщиной, крепостной зависимостью и правом первой ночи исчез без следа, что нет больше привычной картины мира: господа в замках и бесправные крестьяне, копошащиеся у их ног. Даже для православной церкви турецкое господство стало своего рода освобождением.

Между 1300 и 1375 годами правитель османов превратился сначала из бея в эмира, потом из эмира в султана. Громкие победы привлекали под его знамена все новых новобранцев из Анатолии, жаждущих добычи и славы. Османы расширяли свои владения за счет соседей-мусульман, действуя с помощью браков и сделок, но нередко прибегая и к оружию, так что к восьмидесятым годам XIV века они дошли до Анкары; завистливых эмиров, остающихся в тылу, всегда можно было обвинить, если дело доходило до драки, в том, что те мешают священной войне на западе. Продвижение османов на Балканах и в Анатолии приводило к неуклонному возвышению их владык. Они вступали в переговоры с феодальными правителями и подписывали договоры, приложив к бумаге обмакнутые в чернила пальцы,[6] женились на балканских принцессах, принимали императоров под свое покровительство и разбитые христианские войска — на свою службу. Когда балканские политики искали кого-нибудь, с кем можно вести переговоры, чтобы направить великий исламский поток, заливающий Балканский полуостров, хоть в какое-то русло, они всегда обращались к османскому правителю, воздавая ему почести, которые надлежит воздавать коронованной особе.

Османское государство на первых порах было семейным предприятием, в котором власть до какой-то степени делилась между родными и двоюродными братьями, дядьями и даже родственниками женского пола. Учредив в 1365 году янычарский корпус (йени чери означает «новое войско»), Мурад I весьма примечательным образом расширил свое семейство. Осман и Орхан забирали себе пятую часть военной добычи, как то позволяет правителю Коран, землей и золотом; Мурад же стал брать свою долю также и пленниками. Армии, состоящие из рабов, были обычным делом в исламском мире, и люди приграничья знали, кто в этом замешан и кого винить. «Новшество это предложили два богослова», — пишет турецкий хронист, гази до мозга костей, и когда мы читаем эти слова, нам через столетия слышится его удрученный вздох.

К моменту первой битвы на Косовом поле София, Ниш и окрестности Варны на побережье Черного моря были уже в руках турок, а на берегах Дуная правили вассалы Мурада, чья верность обеспечивалась присутствием турецких гарнизонов в Никополе и Шумене.

В 1389 году в шатер Мурада на Косовом поле проник серб Милош Обравич, чье имя впоследствии обессмертили в песнях, и нанес султану смертельный удар кинжалом. Убийца трижды пытался вскочить на коня, прежде чем его зарубили. Когда два сына Мурада вернулись в лагерь, один из них, Баязид, немедленно приказал умертвить другого и тут же был провозглашен султаном.

3 Молниеносный

Баязид вошел в турецкую историю под прозвищем Йылдырым, что значит «молния», хотя неизвестно, за что именно он его получил — то ли за молниеносные броски своих армий, то ли за внезапность, с которой он получил власть, то ли за крутой нрав. Его правление началось с череды великих свершений. Он разбил враждебную коалицию анатолийских беев. Византийский император признал себя его вассалом и повелел переделать одну из церквей священного города Константинополя в мечеть, вокруг которой возник мусульманский торговый квартал, где был свой кадий — шариатский судья.