Величайшие звезды Голливуда Мэрилин Монро и Одри Хепберн

Как бы то ни было, интерес к фильму был подогрет до максимума. Премьера состоялась 27 августа одновременно в Нью-Йорке и Лондоне – сама Одри в это время находилась на Венецианском фестивале: вернувшись осенью в США, она неожиданно обнаружила, что стала кинозвездой мирового уровня. И хотя сборы в Америке были меньше, чем ожидалось (в первую очередь потому, что любовная история имела несчастливый конец), феерический успех картины в Европе компенсировал все. Сама Ингрид Бергман вышла после просмотра фильма со слезами на глазах, и эти слезы немедленно показали все европейские газеты, чем сделали «Римским каникулам» дополнительную рекламу.

Свежесть, энергия, очарование и безыскусность Одри покорили зрителей. Уайлер везде называл Одри третьим, после Греты Гарбо и Ингрид Бергман, чудом киногеничности. За роль принцессы Анны Одри Хепберн – неопытная и неумелая – получила «Золотой глобус» и премию BAFTA, а в марте 1954 года ей вручили «Оскар», в битве за который она обошла Лесли Карон, Дебору Керр и саму Аву Гарднер, номинировавшуюся за роль в «Могамбо» – одну из лучших в ее карьере.

Стиль Одри в фильме, созданный костюмером Эдит Хед – темная юбка, мужская рубашка, перехваченная в талии широким ремнем (талия у Одри была всего 50 сантиметров!), носки под туфли на низком каблуке, – на несколько лет стал эталоном для модниц по всему миру. А стрижка «гамен» – «под Хепберн» – оставалась на пике популярности несколько десятилетий. Не зря режиссер Уильям Уайлер похвалялся в интервью: «Я знал, что очень скоро весь мир влюбится в нее!» И даже Джин Симмонз, которой не досталась эта роль, позвонила Одри и призналась: «Я только что посмотрела «Римские каникулы». Раньше я готова была вас ненавидеть, но теперь хочу сказать, что никогда бы не сумела сыграть эту роль так хорошо. Вы были просто превосходны». Джин Симмонз и ее муж Стюарт Грейнджер стали первыми настоящими друзьями Одри в Голливуде.

Всего через десять дней после премьеры фильма портрет Одри в роли принцессы Анны оказался на обложке журнала The Times  – случай уникальный для начинающей актрисы. Под портретом, нарисованным художником Борисом Шаляпиным (кстати, сыном великого оперного певца), красовался слоган: «За блеском фальшивых камней сияние бриллианта». И хотя на портрете Одри выглядела в полтора раза старше своих двадцати четырех лет, ее портрет поклонники, еще даже не видевшие фильма, вешали на стену рядом с классическими pin-up-картинками. В статье Одри расточались цветистые комплименты: «Среди блеска фальшивых камней фантазии «Римских каникул» новая звезда студии «Парамаунт» излучает сияние превосходно ограненного бриллианта. (Говорят, сама Одри лишь заметила: «Вот уж не думала, что с таким лицом, как у меня, можно появиться на страницах журнала».) Капризность, надменность и внезапное раскаяние, радость, протест и усталость сменяют друг друга с невероятной быстротой на ее подвижном лице подростка». Другой журнал – The Life  – разместил целую подборку фотографий новой звезды с комментариями: «Что является источником очарования Одри? Она не поддается никаким определениям. Она одновременно и девчонка-сорванец, и светская дама. Она обезоруживает своей простотой и дружелюбием и в то же время странной отстраненностью».

Студия усиленно вкладывала деньги в раскрутку своей новой звезды: еще до окончания съемок «Римских каникул» Одри была предложена новая роль в кинокомедии «Сабрина», где она должна была снова играть Золушку, на этот раз настоящую: дочку шофера, покорившую сердце миллионера.

Вместе с Одри снимались Хамфри Богарт, прославившийся в «Касабланке», и Уильям Холден; режиссером был Билли Уайлдер. По воспоминаниям участников, съемки напоминали кошмар: Эрнест Леман, один из авторов сценария, называл месяцы работы над картиной «самой жуткой порой в своей жизни». Сценарий переписывался накануне съемок, и актерам приходилось учить текст по дороге на съемочную площадку, что совершенно не способствовало ни спокойствию на площадке, ни качеству отснятого материала. «Билли снимал днем, – вспоминал Леман, – а писал и переписывал ночью. Это был мучительный, отчаянный труд, и подчас наше здоровье не выдерживало». К тому же Хамфри Богарт оказался совсем не таким романтическим героем, каким представал на киноэкране: желчный, раздражительный, требовательный, безжалостный и к чужим недостаткам, и к своим слабостям, – он был недоволен и тем, что его призвали играть в комедии, которые он не любил, и тем, что его кандидатура была не первой – сначала на роль планировался Кэри Грант, но тот по неясным причинам отказался. Богарт взъелся на Одри с первого дня съемок, обвиняя ее в неопытности и в том, что ей уделяется слишком много внимания, – правда, потом, по словам биографов, они помирились и заканчивали работу в полном согласии. Позже Одри признавалась: «Иногда именно так называемые «крутые парни» на поверку оказываются самыми мягкосердечными, такими, как Богарт был со мной».