Вектор

Для него это оказалось легко лишь по причине отсутствия чувств и эмоций. Ему не помогали расслабление и медитации, которые стали частью его ежедневных упражнений, наоборот, только уводили от цели. Все медитации приводили его в поле, покрытое снегом, к бегущей лисе и горевшему дому. Ввиду этого он отказался от этих практик. Медитировал ровно до того момента, как чувствительность физического тела поднималась до уровня, когда он чувствовал, как кровь течет по венам. Для входа в сон он ложился на спину, напрягал все тело, вытягивал руки вдоль торса ладонями вниз и концентрировался на дыхании, взгляд сосредотачивал на темноте, пытаясь заглянуть в нее через закрытые глаза. Вход в сон всегда был для него внезапным, он просто вглядывался в темноту, а потом появлялся посреди какого-то действия, ситуации, окруженный людьми. К сожалению, он пока не мог просто уйти от них или сбежать. Поэтому приходилось хоть как-то участвовать во всем этом. Чаще всего Дамир не видел в этом смысла, но Колдун, когда услышал причитания парня по поводу бесполезно проведенного времени во снах за просмотром этих «прелюдий», объяснил, что человек сам по себе способен накапливать природную энергию и генерировать ее. Но, когда он испытывает эмоции, эту самую энергию он тратит. И чем быстрее и негативней эмоции, тем энергии тратиться больше. Такие сны необходимы для развода на эмоции, соответственно, для траты энергии. В основном, людям снятся кошмары, секс или полный бред. И в любом случае за этим следовал неконтролируемый выброс энергии. Если с кошмарами и сексом все было легко и подтверждено наблюдениями из жизни и даже мифами, достаточно вспомнить хотя бы о суккубах, то с бредом все было сложнее. Как правило, бредовые сны – это отложенная программа, которая тянула энергию не только во сне, но и в реале, заставляя потом копаться в себе, пытаться найти причину бреда путем самоанализа и постановки себе диагнозов, которые лишь больше сосредотачивают внимание на самом себе. А по факту такие отложенные программы как вирусы зарождались от негативных эмоций в крупных эгрегорах и кочевали от человека к человеку.

Колдун уверял, что каждый сюжет должен быть отыгран и разгадан. Надо научиться проживать эту программу во сне без потери энергии, ведь переработанная человеком природная энергия поглощалась таким образом Системой.

Сначала Дамир не воспринимал все эти рассказы про ужасную Систему всерьез. Ему казалось, что это просто гиперболизированный выдуманный враг, которым легко прикрываться для запугивания новых учеников. Он так и сказал об этом Игнату Валерьевичу во время одного из своих личных посещений у него дома. Он вообще вываливал на своего учителя все сомнения, которые у него были. Колдун посмеялся и спросил, почему он так решил. Дамир лишь пожал плечами в ответ.

– Давай тогда поступим следующим образом. Послезавтра вместо того, чтобы приходить ко мне, ты отвезешь моему другу загород кое-что и будешь отслеживать энергию себя и людей вокруг, а потом расскажешь мне о своих наблюдениях. Лиза вместе с тобой не поедет, чтобы не отвлекать. И ты сам все поймешь.

План колдуна он разгадал уже по пути домой. Чаще всего он передвигался по городу пешком, избегая улиц с большим скоплением людей раньше, чем мог считать эмоции, он просто избегал людей за их непомерно большие души, набитые хламом. Парень не отделял себя от людей, но четко видел различия. В его душе были лишь примитивные чувства: страх, жадность, зависть, голод, похоть. В то время как остальные пытались расщепить каждое из этих чувств, придумать новое название и лелеять себя любимого. Он не знал, почему так происходит, но точно знал, что не все такие. Занимаясь тем, что скупал мелкую технику, он часто видел людей, хоть и не любил с ними общаться, и точно знал, что есть сильные и добрые, пусть их меньше, но каждый такой стоит десятка слабаков, а значит и здесь баланс соблюден.

Утром следующего дня он проспал, и пришлось бежать на остановку, дожидаться трамвая, и надеяться, что он успеет на вокзал. Раздражение все больше и больше захватывало его чувства, он ненавидел общественный транспорт за отсутствие личного пространства. Слишком близко были люди и их недовольства. Постоянная спешка и теснота бесили его. На улице стояла жара, казалось, за ночь город совсем не остыл, и летнее солнце принялось выжигать все, на что падал его свет с самого утра. Вокзал оказался испытанием для него: давка, слишком важные лица охранников, которые надменно смотрели на каждого проходящего через рамку металлоискателя. В глаза бросался резонанс большого старого здания, выполненного в палладианском стиле, пусть и грязного от выхлопов, и наличие вокруг него дешевых и покосившихся киосков, ярких фудтраков. Обилие толпы, такой же разношерстной, как и рекламных вывесок, расклеенных объявлений и товаров, приклеенных прямо к стеклу киосков. Во всем этом непостоянстве здание своей монументальностью походило на стража, которого поставили у ворот без створ и забыли выдать оружие.