– Я тщательно изучила большинство из доступных документов. Прямых подтверждений не обнаружилось, но несколько косвенных нашлось. Например, запись в расходной книге шателена замка де Ланнуа, датированная январём тысяча четыреста шестнадцатого года, о завершении обустройства пустующего покоя в восточной башне под «хранилище знамени»… Так же сохранилось личное послание де Ланнуа к герцогу Бургундскому, написанное весной того же года, в котором он верноподданнически уведомлял своего сеньора о том, что «исполнил всё от него зависящее, дабы избежать нежелательной огласки о случившемся по осени столкновении»… О чём конкретно идёт речь из текста понять невозможно, но далее следует приписка о неком «римском трофее, кой так же надёжно скрыт от посторонних глаз»… Наконец, в книге протоколов королевского нотариуса при суде герцога имеется запись от двадцать шестого июля тысяча четыреста двадцатого года, где сказано, что он по поручению шевалье Жильбера де Ланнуа составил надлежащим образом завещание, каковое в присутствии двух свидетелей тем и было подписано… Любому историку этого вполне достаточно, чтобы сделать соответствующее допущение.
– Пожалуй, – согласился посетитель и, подумав, спросил. – Скажите, а этот даритель ещё жив? Было бы любопытно с ним побеседовать.
Хранительница музея скорбно вздохнула:
– Сожалею, но это невозможно – Шарль де Ланнуа прошлым летом скончался… – сочтя, по-видимому, объяснения исчерпывающими, она деликатно намекнула. – Если у вас больше нет вопросов…
Яснее ясного – пора закругляться. Когда мадам Дюран, оживлённо переговариваясь с «госпожой Еленой», направилась к выходу, мужчина задержался возле стенда. Дождавшись когда женщины удалятся, он в задумчивости положил руку на стекло, под которым покоился небольшой квадратный штандарт, и, горько усмехнувшись, чуть слышно пробормотал:
– Вот, значит, куда тебя занесло…
У него вдруг снова мучительно заныло левое плечо.
А начиналось всё несколько ранее
Обычное утро обычного дня, такое же, как вчера или позавчера. И, вроде бы, нет у молодца причины для кручины, а вот, таки, невесело. Осточертела повседневная суета. Всё дела-делишки, и никакого просвета в перспективе. В такие минуты особенно остро сознаёшь, что жизнь утекает, хоть и тонкой струйкой, но неумолимо, как песок в одноимённых часах. Нечто похожее уже не раз случалось – навалится вдруг необъяснимая всепоглощающая тоска, погложет тебя, словно, псина косточку да, глядишь, и отпустит. Но, видно, сегодня предел наступил. Копилась-копилась где-то глубоко внутри неясная маета и накопилась. Того гляди, через край выплеснется. Впору, завыть от безысходности. А может, это из-за жары? Как-никак, второй месяц на термометрах, тридцать с хвостиком. Хотя, нет – погода тут точно ни при чём…
– Всему виной рутина, – мрачно подвёл черту Сивагин, даже не заметив, что произнёс последние слова вслух.
К действительности его вернул голос водителя:
– Вы что-то сказали, Александр Геннадьевич? Извините, не расслышал.
Сивагин вздрогнул, словно пробудившись ото сна:
– А? Ничего, Юра… Это я так, о своём – о девичьем.
Бросив взгляд на парня, сидевшего за рулём, он отчего-то сразу вспомнил о младшем брате Вадиме. Вот уж, кто точно не склонен ко всяким там депрессиям, ипохондриям и меланхолиям. Молодец! Живет себе, в ус не дует, и ничем таким не заморачивается.
Добравшись в таком препаршивом настроении до офиса, Сивагин первым делом потребовал у секретарши крепкого кофе и строго-настрого приказал:
– В ближайшие полчаса никаких звонков, никаких посетителей. Меня нет, – и с нажимом уточнил, – ни для кого.
Предгрозовое настроение шефа настолько отчётливо отразилось на его лице, что девушка только послушно кивнула, глядя на него удивлённо-испуганными глазами. Быстренько приготовив эспрессо, она неслышно проскользнула в начальственный кабинет, поставила на стол чашку и так же тихо удалилась. Однако не прошло и пяти минут, как уединение банкира было нарушено. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился Вадим Сивагин. Только-только вознамерившийся, было, насладиться отменным кофе Александр Геннадьевич, едва не поперхнулся от изумления. Вот уж воистину, помяни, он и появится! А Вадим тем временем, как ни в чём не бывало, по-хозяйски расположился в гостевом кресле.
– Привет, Шурик. Всё деньги куёшь? – бесцеремонно обратился он к хозяину офиса.