- И кто знает, друг мой, - заключила она, - чего только не удастся добиться нашей Оливии! Девочка за словом в карман не полезет, о чем ни заговори, да и спор вести она как будто мастерица.
- Вести спор, душа моя? Разве она читала какие-нибудь полемические сочинения? Не помнится мне, чтобы я давал ей подобные книги. Ты, право, преувеличиваешь ее достоинства.
- Ах нет, батюшка, - возразила тут Оливия, - ничуть. Я перечитала ужас сколько рассуждений. Я читала диспут между Твакумом и Сквэром, спор Робинзона Крузо с дикарем Пятницей, и сейчас как раз читаю о словесном состязании в "Благочестивых влюбленных"[18].
- Отлично, - вскричал я, - умница! Теперь я вижу, что ты просто создана для того, чтобы обращать вольнодумцев на путь истинный, - так поди же помоги матушке испечь пирог с крыжовенной начинкой!
Глава VIII
Любовь, которая поначалу сулит мало хорошего, в конце концов может оказаться источником, большого счастья
На следующее утро нас вновь посетил мистер Берчелл, а между тем я, имея на то особые причины, начинал уже находить его визиты чересчур частыми. Но что делать? Не отказывать же бедняге от дома! Труд его, правда, более чем окупал гостеприимство, которое мы ому оказывали, ибо он работал вместе с нами, не жалея сил, и чем бы мы ни были заняты - воротили ли сено, или складывали его в скирды, - старался за двоих. Под его забавный разговор всем нам работалось веселей, да и сам он был так умен, до такой степени ни на кого не похож, что невольно возбуждал и любовь, и смех, и сердечное участие. Не нравилась мне в нем только явная его привязанность к моей Софье. Он шутливо величал ее своей маленькой госпожой, а когда дарил моим дочерям ленты, то самые красивые доставались младшей. Каким-то непостижимым для меня образом с каждым днем он все больше чаровал нас своим обхождением, замечания его казались нам все остроумнее, и даже в самом простодушии его мы теперь видели особую мудрость.
Обедали мы тут же, на лугу, и сидели, вернее сказать возлежали, за своей скромной трапезой, постлав скатерть прямо поверх сена, причем душой пиршества был мистер Берчелл. Перекликавшиеся друг с другом два дрозда да дерзкие малиновки, которые прилетали клевать крошки прямо с наших ладоней, довершали идиллию, а звуки, которые доносились до наших ушей, казались лишь эхом, лишь отзвуком безмятежности, нас охватившей.
- Всякий раз, как я сижу вот так, - говорила Софья, - я невольно вспоминаю столь прелестно описанных мистером Геем влюбленных, которых смерть сразила в объятиях друг друга[19]. Описание это так трогательно, что я сто раз, наверное, перечитывала его, всякий раз заново им восхищаясь!
- А по мне, - возразил мой сын, - самые сильные места в этой картине уступают тем, что мы встречаем в "Акиде и Галатее" Овидия[20]. У римского поэта сильнее развито чувство контраста, а ведь искусство трогать сердца зиждется как раз на умелом использовании этого приема.
- Замечательно, - сказал мистер Берчелл, - что оба названных вами поэта в одинаковой степени способствовали развитию дурного вкуса у себя на родине, ибо у обоих можно видеть чрезмерное увлечение эпитетом. Поэты же посредственного дарования обнаружили, что легче всего подражать им в их недостатках; и вот английская поэзия, точно так же, как и поэзия Римской империи, представляет собой лишь набор пышных образов, без всякой связи и содержания; цепь эпитетов, ласкающих слух, но не прибавляющих ничего к смыслу. Впрочем, сударыня, я смело критикую других, и вы вправе требовать, чтобы я сам предстал перед судом людским. Согласен с вами, и, признаться, затем только и сделал свое замечание, чтобы иметь предлог прочитать собравшемуся обществу балладу; каковы бы ни были ее недостатки, она, во всяком случае, лишена тех, о которых я сейчас говорил.