Вэкфильдский священник

Но я, конечно, не могъ удовлетвориться такими свѣдѣніями и все-таки пошелъ въ усадьбу сквайра и, хотя часъ былъ еще ранній, потребовалъ, чтобы ему тотчасъ доложили о моемъ желаніи видѣть его. Онъ вскорѣ вышелъ, принявъ меня съ обычной своей откровенной привѣтливостью, и когда я разсказалъ о похищеніи моей дочери, онъ — глядя мнѣ прямо въ глаза — чрезвычайно изумился и честью завѣрялъ меня, что онъ тутъ ни причемъ. Поэтому я долженъ былъ отказаться отъ своихъ первоначальныхъ предположеній и поневолѣ началъ подозрѣвать мистера Борчеля, который, помнилось мнѣ, съ нѣкотораго времени неоднократно и таинственно разговаривалъ съ ней наединѣ. Вслѣдъ затѣмъ явился еще одинъ свидѣтель, утверждавшій, что самъ видѣлъ, какъ мистеръ Борчель съ моею дочерью ѣхали къ Минеральнымъ Ключамъ, миль за тридцать отсюда, гдѣ въ настоящее время собралось многочисленное и блестящее общество. Послѣ этого я болѣе не сомнѣвался въ его коварствѣ. Находясь въ томъ состояніи ума, когда человѣкъ болѣе способенъ на поспѣшные поступки, чѣмъ на здравое ихъ обсужденіе, я и не подумалъ, что всѣ эти свѣдѣнія получалъ отъ людей, которыхъ могли подучить нарочно сбивать меня съ толку, и рѣшился тотчасъ отправиться на Минеральные Ключи вслѣдъ за моею дочерью и ея мнимымъ соблазнителемъ. Я шелъ настойчиво впередъ, разспрашивая по дорогѣ прохожихъ, но ничего не узналъ. Наконецъ, при въѣздѣ въ городъ увидалъ господина, ѣхавшаго верхомъ, и мнѣ показалось, что я встрѣчалъ его въ домѣ сквайра; поэтому я обратился къ нему за свѣдѣніями и онъ меня увѣрилъ, что если я отправлюсь теперь на скачки, происходившія еще тридцатью милями дальше, то непремѣнно застану ихъ тамъ, потому что онъ видѣлъ ихъ наканунѣ на танцовальномъ вечерѣ, гдѣ все общество восхищалось граціей моей дочери. На другой день, на зарѣ, я отправился въ путь и къ четыремъ часамъ пополудни пришелъ на скачки. Собравшееся здѣсь общество имѣло самый блестящій видъ и усердно преслѣдовало одну только цѣль — удовольствія; какая разница со мною, пришедшимъ единственно ради обращенія потерянной дочери на путь истины! Мнѣ показалось, что передо мною мелькнула вдали фигура мистера Борчеля; но такъ какъ онъ опасался встрѣчи со мной, когда я подошелъ, онъ скрылся въ толпѣ и я больше нигдѣ его не встрѣчалъ. Мнѣ пришло въ голову, что безполезно долѣе продолжать мои поиски и лучше скорѣе воротиться домой къ неповинной семьѣ, нуждавшейся въ моей помощи; но душевныя терзанія и физическая усталость вызвали у меня лихорадку, первые признаки которой я ощутилъ еще на скачкахъ. То былъ новый неожиданный ударъ, тѣмъ болѣе, что я находился отъ дому болѣе, чѣмъ въ семидесяти миляхъ разстоянія. Однако, у меня оставалось еще настолько силы, чтобы дотащиться до жалкой харчевни на краю дороги. Въ этомъ обычномъ пріютѣ бездомныхъ бѣдняковъ я залегъ въ постель и сталъ терпѣливо ждать своего выздоровленія. Я прожилъ такъ около трехъ недѣль и мое крѣпкое тѣлосложеніе наконецъ пересилило недугъ; но у меня не было довольно денегъ, чтобы уплатить за свое трехнедѣльное содержаніе. Очень возможно, что естественное мое безпокойство по этому поводу вызвало бы новый приступъ болѣзни, если бы не выручилъ меня одинъ проѣзжій, случайно остановившійся позавтракать въ той же харчевнѣ. То былъ никто иной, какъ извѣстный книгопродавецъ-филантропъ, написавшій такое множество книжекъ для дѣтей: онъ называлъ себя другомъ ребятъ, но былъ въ сущности другомъ всѣхъ людей. Онъ едва успѣлъ войти въ харчевню, какъ уже собрался отправляться далѣе, потому что вѣчно торопится, вѣчно занятъ важными и спѣшными дѣлами, и въ настоящую минуту собиралъ матеріалы для біографіи нѣкоего мистера Томаса Трипа. Я тотчасъ узналъ его добродушное лицо, покрытое багровымъ румянцемъ и прыщиками, потому что онъ былъ издателемъ всѣхъ моихъ статей противъ второбрачія. Онъ-то и ссудилъ меня нѣсколькими монетами для расплаты съ хозяиномъ. Однакожъ, покидая харчевню, я былъ еще такъ слабъ, что положилъ себѣ за правило возвращаться домой полегоньку, уходя никакъ не больше десяти миль въ сутки.

Здоровье мое и обычное спокойствіе духа почти совсѣмъ возстановились, и я самъ сталъ пенять себѣ за гордость, побудившую меня возмущаться противъ карающей десницы. Человѣкъ никогда не подозрѣваетъ, какія мученія можетъ перенести, до тѣхъ поръ, пока не испытаетъ ихъ. Стремясь достигнуть вершины своего честолюбія, которая снизу кажется ему сіяющею яркимъ блескомъ, онъ съ каждымъ шагомъ вверхъ открываетъ все новые унылые виды, грозящіе ему разочарованіями; когда же мы спускаемся съ высей своего счастія, то какъ бы на первый взглядъ ни были мрачны зіяющія внизу долины, все же наша душа, жаждущая утѣшенія, обрѣтаетъ на своемъ пути разныя мелочи, которыя забавляютъ ее и радуютъ. И самые мрачные предметы, по мѣрѣ того, какъ мы къ нимъ приближаемся, теряютъ свой печальный видъ, просвѣтляются и наше мыслительное зрѣніе постепенно привыкаетъ къ нимъ.