Вэкфильдский священник

— Оливія, дорогая моя, возразилъ я:- все, что до сихъ поръ дѣлалось съ цѣлью вынудить у него признаніе, было сдѣлано съ твоего вѣдома и согласія, и ты не можешь сказать, чтобы я въ чемъ либо стѣснялъ тебя; но только знай напередъ, моя милочка, что я не допущу понапрасну обманывать его честнаго соперника изъ-за твоей несчастной страсти. Сколько бы ни понадобилось тебѣ времени на то, чтобы довести твоего воображаемаго вздыхателя до объясненія, я охотно дамъ тебѣ это время; но по истеченіи срока, если дѣла останутся все въ томъ же положеніи, я непремѣнно желаю, чтобы ты вознаградила честнаго мистера Уильямса за его преданность. Всѣ правила моей жизни и самое званіе мое этого требуютъ, и я не допущу, чтобы моя родительская нѣжность взяла верхъ надъ требованіями чести и справедливости. И такъ, сама назначь мнѣ срокъ, оттяни его сколько пожелаешь, и тѣмъ временемъ позаботься о томъ, чтобы мистеръ Торнчиль навѣрное зналъ, когда мы намѣреваемся помолвить тебя съ другимъ. Если онъ дѣйствительно любитъ тебя, здравый смыслъ ему подскажетъ, какъ нужно поступить, чтобы ты не ускользнула изъ его рукъ отнынѣ и навсегда.

Находя мои доводы вполнѣ справедливыми, она на все согласилась. Въ случаѣ явнаго равнодушія со стороны сквайра, она подтвердила свое обѣщаніе непремѣнно выйти за мистера Уильямса, и мы воспользовались первымъ удобнымъ случаемъ, чтобы упомянуть въ присутствіи мистера Торнчиля, что ровно черезъ мѣсяцъ выдаемъ свою старшую дочь за его соперника.

Столь энергическія мѣры, повидимому, удвоили тревоги мистера Торнчиля; но зато Оливія такъ страдала, что я начиналъ опасаться за нее. Борьба между страстью и благоразуміемъ доставалась ей не дешево: вся ея веселость пропала, она постоянно искала уединенія и проводила время въ слезахъ. Прошла недѣля, и мистеръ Торнчиль ничего не дѣлалъ, чтобы помѣшать ея свадьбѣ. Еще недѣлю онъ продолжалъ посѣщать насъ также часто, но все также ничего не говорилъ. На третью недѣлю онъ совсѣмъ пересталъ бывать у насъ, но дочь моя не только не выказывала по этому поводу ни малѣйшаго нетерпѣнія, но противъ ожиданія впала въ какое-то задумчивое спокойствіе, которое я истолковалъ какъ покорность судьбѣ. Я же съ своей стороны искренно радовался тому, что мое дитя скоро заживетъ въ довольствѣ и полномъ спокойствіи, и часто хвалилъ ее за то, что она истинное счастье предпочла суетности.

Дня за четыре до ея предполагаемой помолвки мы сидѣли вечеромъ всей семьей вокругъ веселаго огонька, болтая о прошломъ, составляя планы будущаго и смѣясь каждой глупости, какая приходила въ голову.

— А что, Моисей, воскликнулъ я, — вѣдь у насъ въ домѣ скоро будетъ свадьба, сынокъ. Какого ты мнѣнія объ этомъ и вообще о нашихъ дѣлахъ?

— По моему мнѣнію, батюшка, дѣла идутъ отлично; и я только сейчасъ размышлялъ, что если точно сестра Ливи выйдетъ замужъ за фермера Уильямса, то онъ намъ даромъ будетъ давать на подержаніе и яблочный прессъ, и пивныя корчаги.

— Еще бы, Моисей, непремѣнно! сказалъ я:- да еще для поддержанія нашей бодрости онъ споетъ намъ въ придачу балладу о «Смерти и Дѣвѣ».

— Онъ и нашего Дика выучилъ этой пѣснѣ, сказалъ Моисей, — и малютка, мнѣ кажется, очень мило поетъ ее.

— Неужели! воскликнулъ я:- ну-ка, послушаемъ. Гдѣ же мой малютка Дикъ? Пусть придетъ и смѣло принимается за дѣло.

— Братецъ Дикъ, подхватилъ младшій, — Виль ушелъ сейчасъ съ сестрицей Ливи; но мистеръ Уильямсъ и меня научилъ двумъ пѣсенкамъ и я, пожалуй, спою вамъ, папа. Которую спѣть: «Умирающаго лебедя» или «Элегію на смерть бѣшеной собаки?»

— Элегію, дитя, конечно элегію, отвѣчалъ я:- я еще никогда ея не слыхивалъ. Дебора, душа моя, сухая ложка ротъ деретъ, какъ говорится: дай-ка намъ бутылочку твоей наилучшей смородиновки, ради веселья. Въ послѣднее время я оплакивалъ столько разныхъ элегій, что боюсь, какъ бы сегодняшняя не слишкомъ меня разстроила, а потому выпьемъ для подкрѣпленія силъ. А ты, Софи, душенька, возьми свою гитару, да побрянчи немножко, въ видѣ акомпанимента.

ЭЛЕГІЯ

на смерть бѣшеной собаки.