Вэкфильдский священник

Мистеръ Борчель только что распрощался съ нами, а Софія едва успѣла дать свое согласіе на танцы съ капелланомъ, какъ наши малютки прибѣжали объявить, что пріѣхалъ сквайръ и съ нимъ цѣлая куча гостей. Придя домой, мы застали тамъ нашего помѣщика съ двумя другими джентльменами и двухъ молодыхъ дамъ, очень нарядно одѣтыхъ, которыхъ онъ представилъ намъ въ качествѣ особъ изъ высшей знати въ Лондонѣ. У насъ даже стульевъ не достало для всей компаніи и мистеръ Торнчиль тотчасъ предложилъ, чтобы кавалеры сидѣли на колѣняхъ у своихъ дамъ. Но противъ этого я рѣшительно возсталъ, хотя жена и бросала на меня, по этому случаю, недовольные взгляды. Мы отрядили Моисея достать гдѣ нибудь у сосѣдей еще пару стульевъ, а такъ какъ, кромѣ того, для устройства кадрили у насъ недоставало и дамъ, оба джентльмена отправились вмѣстѣ съ Моисеемъ промышлять себѣ партнеровъ. Вскорѣ они возвратились, доставъ все, что нужно. Моисей тащилъ стулья, а джентльмены вели румяныхъ дочекъ сосѣда Флемборо, разукрашенныхъ алыми бантами. Но тутъ открылось непредвидѣнное затрудненіе: хотя обѣ миссъ Флеиборо славились по всему приходу за лучшихъ танцорокъ, были мастерицы отплясывать джигъ и отличались въ хороводѣ, но о кадрили не имѣли ни малѣйшаго понятія. Это вначалѣ сильно сконфузило насъ, но понемножку, съ помощью ободреній и подталкиваній, наши дѣвицы осмѣлѣли и пошли танцовать напропалую. Оркестръ состоялъ изъ двухъ флейтъ, рожка и бубна. Луна ярко сіяла въ безоблачномъ небѣ, мистеръ Торнчиль танцовалъ въ первой парѣ съ моей старшей дочерью, къ великому восторгу всѣхъ зрителей; ибо сосѣди, прослышавъ о томъ, что у насъ творится, сбѣжались со всѣхъ сторонъ поглазѣть на рѣдкое зрѣлище. Моя милая дѣвочка была такъ оживлена и граціозна, что жена моя не преминула шепнуть мнѣ съ гордостью, что «вотъ вѣдь какая плутовка, какъ она ловко переняла у матери всѣ манеры!» Столичныя гостьи тщетно старались не отставать отъ нея; но что онѣ ни дѣлали, пытаясь двигаться то плавно, то въ развалку, то въ припрыжку, но выходило все не то. Зрители, правда, похваливали, но сосѣдъ Флемборо прямо такъ и сказалъ, что ножки миссъ Ливи топаютъ въ тактъ музыкѣ словно эхо. Прошло около часа времени и обѣ важныя дамы объявили, что опасаются простуды и пора въ комнату. Мнѣ показалось, что одна изъ нихъ выразилась при этомъ случаѣ довольно грубо, сказавъ, что она «ей-Богу вся въ поту». Войдя въ домъ, мы увидѣли, что слуги приготовили очень изысканный холодный ужинъ, которымъ заранѣе распорядился мистеръ Торнчиль. За столомъ бесѣда была уже не прежняя: городскія дамы совсѣмъ затмили моихъ дочерей, разговаривая исключительно о томъ, что дѣлается въ модномъ свѣтѣ и между знатными людьми, вставляя лишь изрѣдка тонкія замѣчанія по поводу такихъ предметовъ, какъ живопись, Шекспиръ и новѣйшіе музыкальные инструменты. Раза два, правда, онѣ насъ огорошили довольно крѣпкими словцами, проскользнувшими среди ихъ рѣчей, но мы приняли это за доказательство самаго высшаго тона. Впослѣдствіи я, впрочемъ, узналъ, что ни божба, ни ругательства не въ модѣ въ высшемъ обществѣ. Но въ то время изящество ихъ нарядовъ рѣшительно покрывало въ нашихъ глазахъ всѣ недостатки ихъ рѣчи. Мои дочери съ завистью и благоговѣніемъ взирали на нихъ, почитая существами высшаго полета; и все, что въ другихъ могло бы показаться намъ предосудительнымъ, въ настоящемъ случаѣ приписывалось утонченному воспитанію. Но еще удивительнѣе ихъ талантовъ оказалась снисходительность этихъ дамъ. Одна изъ нихъ изволила замѣтить, что если бы миссъ Оливія пожила въ свѣтѣ, это бы ее сразу развернуло какъ слѣдуетъ, а другая прибавила, что послѣ одной зимы, проведенной въ столицѣ, наша маленькая Софи была бы совсѣмъ другимъ человѣкомъ. Жена моя усердно поддакивала имъ обѣимъ, прибавляя, что ничего въ мірѣ такъ не желала, какъ чтобы ея дочки хоть одну зиму полировались въ городѣ. На это я не удержался и замѣтилъ, что онѣ и такъ получили воспитаніе свыше своего состоянія и что дальнѣйшее развитіе разныхъ тонкостей могло сдѣлать ихъ только смѣшными при нашей бѣдности и, кромѣ того, развило бы въ нихъ потребность къ такимъ удовольствіямъ, на которыя онѣ не имѣютъ права.

— На какія же удовольствія, вмѣшался мистеръ Торнчиль, — не имѣютъ права дѣвицы, способныя съ своей стороны доставлять такъ много радостей? Про себя скажу (продолжалъ онъ), что состояніе у меня порядочное; я только и признаю на свѣтѣ три блага — любовь, свободу и наслажденія; но если бы моей прелестной Оливіи было угодно, провались я на этомъ мѣстѣ, коли не готовъ сейчасъ же подписать за ней половину моего состоянія; и въ награду за это только и попросилъ бы одного, чтобы она и меня взяла въ придачу.

При всей моей несвѣтскости я все-таки отлично понялъ, что подъ этимъ комплиментомъ нахально скрывается постыднѣйшее предложеніе; однако, я сдержалъ свой гнѣвъ и сказалъ только: