Текущими делами епархии занимался викарный епископ, митрополит же полностью отдался семинарским делам, поставлению священников да По временам обращался с просьбами к государю: увеличить расходы на содержание братии лавры, на содержание богаделен, и неизменно получал искомое. Хотелось надеяться, что Павел Петрович охладевает к масонским и католическим увлечениям и всё более открывает своё Сердце православию, как то случалось со всеми государями российскими, сколько бы ни текло в их жилах немецкой крови... Но Провидение судило иначе.
По завещанию Павла Петровича митрополиту были присланы в Москву большая императорская карета, любимая трость покойного императора, набалдашник которой был богато осыпан бриллиантами и изумрудами, и золотые часы с бриллиантами. Радости сии дары не принесли. Следовало готовиться к новой коронации. В те дни митрополит написал своё духовное завещание.
Владыка Платон был очень далёк от высших сфер и не мог знать подробностей смерти Павла Петровича[15] 12 марта 1801 года в только что построенном Михайловском замке, однако главное знал. Если б возможно было уйти тут же на покой — пешком бы поплёлся в Вифанию, но он монах, однажды и навсегда отрёкшийся от этого мира и своей воли, и должен следовать воле начальства. Митрополит сам служил панихиды по покойному государю и молебны во здравие взошедшего на престол государя, а по ночам молился в своей келье, моля Всевышнего о снисхождении к великим грешникам мира сего, из коих первый есмь он сам.
Ранним утром 15 сентября 1801 года двадцать один пушечный выстрел оповестил Москву о наступлении торжественного дня коронации. Стечение народа в Кремль было необыкновенное, хотя допускали только чистую публику по билетам; простонародье Толпилось за кремлёвскими стенами. В Успенский собор впускали только по именным билетам членов иностранных посольств, особ первых трёх классов и лиц, состоявших при особах императорской фамилии. Размещались они на специально выстроенных ярусах: наверху дамы, внизу кавалеры.
По вступлении в собор императорская чета поклонилась святыням и заняла места на тронах. По храму пронёсся восторженный Шёпот, и верно, на удивление были хороши в то утро Александр Павлович и Елизавета Алексеевна, блистая красотой молодости и счастия.
Началась божественная служба. По прочтении Евангелия митрополит Платон подал императору порфиру и, когда надевал её на государя, читал молитву. Император повелел подать корону и сам возложил её себе на голову... Старик заглянул в лицо самодержцу всероссийскому, но прекрасные голубые глаза были будто закрыты непроницаемой завесою.
За стенами собора пушки рявкали сто один залп, гудели и звенели колокола Ивана Великого и всех московских церквей. Александр Павлович опустился на колена и стал молиться. После того митрополит Платон произнёс своё слово.
— Итак, сподобил нас Бог узреть царя своего венчанна и превознесенна. Что же теперь глаголем мы? Что сотворим, о российские сынове? Возблагодарим ли Вышнему Царю царей за таковое о любезном государе нашем и о нас благоволение? И мы благодарим всеусерднейше. Вознесём ли к Нему моления, дабы доброте сей подасть силу? И мы молим Его всею верою нашею...
Твёрдый баритон митрополита был хорошо слышен во всём пространстве огромного храма. Иностранцы и придворные, выждав первое мгновение, начали потихоньку переговариваться, полатая речь высокопреосвященного всего лишь необходимым элементом коронации.
—...Пожелать ли вашему императорскому величеству счастливаго и долголетняго царствования? О! Забвенна буди десница наша, аще не всегда будем оную воздевать к небесам в жару молений наших!.. Вселюбезнейший государь! Сей венец на главе твоей есть слава наша, но твой подвиг. Сей скипетр есть наш покой, но твоё бдение. Сия держава есть наша безопасность, но твоё попечение. Вся сия утварь царская есть нам утешение, но тебе бремя.
При этих словах стоящие ближе к амвону увидели, как Александр Павлович устремил пристально взор на митрополита и невольно подался к нему (государь был глуховат).
— Бремя поистине и подвиг! Предстанет бо лицу твоему пространнейшая в свете империя, каковую едва ли когда видела вселенная, и будет от мудрости твоея ожидать во всех своих членах и во всём теле совершеннаго согласия и благоустройства. Узриши сходящие с небес весы правосудия со гласом от Судии неба и земли: да судиши суд правый, и весы его да не уклониши ни на шуее, ни на десное. Узриши в лице Благаго Бога сходящее к тебе милосердие, требующее, да милостив будеши ко вручаемым тебе народам.