14 сентября проект московского митрополита был отослан к невским берегам, но известный Филарету Карасевский вдруг 20 сентября был уволен по болезни. Исполнение обязанностей обер-прокурора перешло к тайному советнику Сербиновичу, который в ожидании нового начальства бумагу прочитал и задумался. Постаревший и порядком полысевший, похоронивший жену и выдавший замуж двух дочерей, Сербинович стал самым сведущим и опытным синодским чиновником, впрочем, ни на волос не изменившим своего отношения к православию.
Вечером того же дня в одной петербургской ресторации в отдельном кабинете он ужинал с добрым знакомым, бывшим, собственно, не столько приятелем, сколько его духовным наставником. Пересказав все новости по своему ведомству, Сербинович поведал и об очередной попытке московского Филарета перевести на русский Библию.
— И что же Синод? — спросил приятель.
Сербинович переждал, пока лакеи уберут тарелки (они говорили по-французски, но кто знает этих лакеев), и со вздохом сказал:
— Поддержал полностью. В том-то и дело, что никто и слова не произнёс против. Трудно возражать старейшему архиерею, который только что короновал императора.
— Понятно, — признал приятель, ибо был сметлив. — Вы говорили, что противником Филарета московского является Филарет киевский. Это так?
— Не совсем, — замялся Сербинович. — Они давние друзья, киевский Филарет — ещё более рьяный схизматик, чем московский. Известны слова покойного императора Николая: «Пока живы Филарет мудрый и Филарет благочестивый, о церковном управлении много беспокоиться нечего». Разделяет их лишь отношение к переводу Писания на русский.
— Вот-вот! — поднял палец приятель. — Это и следует использовать. Надо полностью донести все возражения из Киева до слуха императора. Используйте своё положение!
— Увы, я халиф на час, — печально улыбнулся Сербинович. — Сегодня назначен новый обер-прокурор — граф Толстой.
— Что за человек?
— Знатной фамилии, богат, очень набожен. Он протеже императрицы.
— Так-так... А какие у них отношения с московским Филаретом?
— Кажется, никаких отношений нет вовсе. Они знакомы, и всё.
— Выходит, я знаю больше вас. Граф Александр Толстой относится почтительно к московскому митрополиту, однако не во всём ему сочувствует. Граф крайне уважителен к монашествующим и полагает, что московский Филарет многое делает для показа. Вы подскажите ему, что киевский Филарет — истинный монах, всегда был далёк от высшей власти и истинный ревнитель православия... — Поднятый палец подчеркнул важность сказанного. — Постарайтесь хотя бы придержать положительное решение, а там оно само сойдёт на нет. Постепенно русским схизматикам надоест их непонятная Библия, и они неизбежно станут обращаться к нам, к твердыне римской церкви... Я навещу вас вскоре.
Он протянул Сербиновичу руку, которую тог почтительно поцеловал, чего между приятелями, конечно, быть не могло.
24 сентября в здание Синода вошёл граф Толстой. Он был встречен членами Синода во главе с новым первоприсутствующим митрополитом Григорием Постниковым. После молебна граф произнёс небольшое слово, в котором, к радости и удивлению архиереев, цитировал Писание и отцов церкви. Поблагодарив всех за поздравления, новый обер-прокурор перешёл в свой кабинет, куда позвал для передачи дел Сербиновича.
Не первым, но и не последним, между доносом о недостойном поведении одного провинциального архиерея и вопросами синодальной типографии, было сказано и о проекте Филарета.
— Погодите, погодите, — остановил граф старательного докладчика на перечислении сумм, уплаченных за бумагу для типографии. — Вы сказали о проекте Филарета. Какого Филарета и что за проект?
— Московского высокопреосвященного митрополита Филарета проект о желательности перевода Библии на русское наречие. Осмелюсь заметить, проект не новый, отвергнут был в царствование покойного государя Александра Павловича при высокопреосвященнейшем Серафиме, в царствование покойного государя Николая Павловича при нём же. Отпечатанные русские переводы Нового Завета были изъяты в 1824 году по высочайшему повелению.
— Об этом мне говорил сам владыка Филарет перед моим отъездом, — услышал испуганный Сербинович, — Поясните только, этот Проект высокопреосвященного или Синода?
— Так что, ваше высокопревосходительство... Синод был в Москве в то время, когда проект составлялся, однако подписи стоят одного владыки Филарета и заштатного владыки Евгения Казанцева... Он почти слепой! — со значением добавил Сербинович.
— Насколько я знаю, владыка Евгений не за штатом, а член Синода.
— Виноват, оговорился.
— Ну ладно. Как вы поступаете с бумагами, написанными от имени Синода на высочайшее имя? — спросил граф.
— Тут, ваше высокопревосходительство, путь один: просить мнения старейшего и мудрейшего нашего архиерея, митрополита киевского.
— Да, я о нём слышал только хорошее, — согласился граф. — Так вы отправьте проект Филарета в Киев, а я ещё от себя напишу.