Век Филарета

– Папенька, вы же сами говорили, что все люди равны! – пролепетала она. Самообладание вернулось к ней, а кровь мгновенно вскипела, ибо княжна была верным подобием своего отца.

Решалась её судьба, и она не могла молчать. – Папенька, мы любим друг друга!

Она ожидала, что её выкрик вызовет бурю ярости, но князь криво усмехнулся, взмахнул рукою и устало опустился в кресло.

– Дети мои, дети, – печально сказал он. – Вы любите друг друга, и это естественно, вы же брат и сестра… Я ни у кого и никогда не просил прощения, но у вас прошу: простите меня!

Он закрыл лицо руками, но слёзы текли неудержимо по седым усам. Аня и Андрей ошеломлённо и будто заново смотрели друг на друга.

Глава 6 Отечественная война

Летом 1812 года в Троицкой лавре и в Вифании было тревожно. Ходили слухи о войне, которую вот-вот начнёт проклятый Бонапарт, но московский главнокомандующий граф Фёдор Васильевич Ростопчин уверял, что войны не будет, а если всё ж таки француз пойдёт, то наша армия быстро поворотит его восвояси. Архиепископ Августин привёз владыке Платону несколько отпечатанных ростопчинских афишек… Чему было верить?

Граф Фёдор Васильевич приезжал в Вифанию в мае для беседы с преосвященным после назначения в Москву и поведал, что весьма обеспокоен активностью масонских обществ. Удаление государем Сперанского их ослабило, но всё же князья Трубецкие, Лопухин, князь Гагарин, Кутузов, князь Козловский, Поздеев и сотни иных продолжают собираться на тайных сходках. Граф открыл митрополиту, что направил любимой сестре императора, великой княгине Екатерине Павловне, письмо, в котором раскрывает, какая опасность таится под благопристойным покровом смирения и любви к ближнему. На масонских собраниях обсуждается мысль о необходимости переменить образ правления, о праве нации избрать себе нового государя – а это уже не туманные мистические рассуждения!..

Платон невольно вспомнил Николая Новикова, ныне забытого всеми в подмосковном своём Тихвинском. Такой поворот, верно, и в голову не приходил московскому просветителю. Ростопчина же митрополит благословил на его служение.

Владыка сильно опасался возможности новой войны, в которой он угадывал большую опасность для отечества, однако дух его оставался покоен. Платон предвидел, что Россия сможет преодолеть страшное нашествие. Старость отняла у него силы телесные, но прибавила мудрости.

Большую часть дня он пребывал один и не тяготился этим. Любимые его ученики были далеко: Филарет в столице, Евгений поближе, владыка поставил его архимандритом Лужецкого монастыря близ Можайска. Приходили письма с новостями, которые всё меньше занимали его ум. Платон часто брал в руки Псалтирь, которую вроде бы знал почти наизусть, и перечитывал псалмы Давидовы, пламенные моления к Господу великого царя, сознававшего себя великим грешником…

Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие моё. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя. Яко беззаконие моё аз знаю, и грех мой предо мною есть выну. Тебе Единому согреших и лукавое пред Тобою сотворих…

В послеобеденные часы быстро спадала несильная июньская жара. В распахнутое окно веяло от рощи прохладой. Обыкновенно то было время полной тишины, замирали людские разговоры, тележный скрип и прочие хозяйственные звуки, но сегодня митрополита отрывал от молитвы шумный спор где-то рядом. Старик тяжело вздохнул и будто заново прочитал строки, заученные в юности: Отврати лице Твоё от грех моих и вся беззакония моя очисти. Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего, и Духа Твоего святого не отъими от мене…

Рядом уже кричали в полный голос, того и гляди до драки дойдёт. Закрыв глаза, митрополит дочитал псалом, перекрестился и, тяжело ступая, пошёл на крики.

В его доме перекладывали печь. Работа шла споро, и Платон не обращал внимания на трёх печников и мальчишку-подмастерье. Теперь он увидел, как они яростно переругиваются, одолеваемые злобой. Оказалось, что у одного пропали три рубля, деньги немалые, и пропали, когда спали после обеда, Чужих не было – значит, взял свой. Потерпевший горячо изложил митрополиту свою обиду и примолк.

Владыка оглядел трёх мужиков и мальчика, с покорностию смотревших на него, и молвил только:

– Идите вечером молиться со мною в храме Преображения!