Веер (сборник)

Немолодой доктор сидел в кабинете и молча взирал на посетительницу. Женщина тихонько вытирала платочком глаза. Доктор старался не смотреть на неё, боясь выдать себя – чувствовалось, что он смертельно устал: и от женщины, и от тягучего разговора, но по каким-то непонятным причинам не мог прервать его, и потому слушал.

– Доктор, но что мне делать? Ему становится хуже, я больше не могу! Господи, я совершенно бессильна! Только вы в состоянии помочь, прошу, не отказывайте!

– Но я же говорил вам, он совершенно неопасен. Социально неопасен. Мы и так сделали для вас слишком много, поверьте. Это лучшее, что мы можем предложить.

– Да, да, я понимаю, что болезнь не лечится, и это мой крест, но облегчение возможно, я знаю. Когда он был у вас, мне показалось, что он здоров. Во всяком случае, как это можно в его положении. А теперь… Я вся издёргалась, я не сплю ночами… Это кошмар… Я не хотела говорить, но он стал…, как это называется? Нюхать, что ли? Ацетон, или клей, я точно не знаю. Он пропадает по целым дням, я даже не знаю, где. Приходит грязный, оборванный, в ссадинах… Господи! – Женщина торопливо высморкалась. – Я работаю с утра до ночи, чтобы содержать его. Лекарства, больницы, сами знаете, а он… Не могу же я посадить его на цепь?

– Ну, не расстраивайтесь… Зачем же на цепь? Это мало что даст. А насчёт ацетона… Это не ко мне, а к наркологу нужно. Я, как вы помните, психиатр…

Женщина, казалось, пропустила слова мимо ушей.

– Ума не приложу, где он этому научился? Всё было нормально, и вот… Мы как-то жили, приспособились, он помогал мне по хозяйству, в меру сил. А в этот раз… Вы знаете, – она понизила голос дот шёпота, – иногда мне кажется, что лучше бы он умер… – Она махнула рукой и заплакала, – это ужасно, желать смерти своему ребёнку, но я ничего не могу с собой поделать, эта мысль просто преследует меня. Ещё немного, и я сама сойду с ума, – она опять всхлипнула.

Доктор молча ждал, когда она успокоится.

– Ничего удивительного, он мог попасть в компанию где угодно. Во дворе, да мало ли? Дали попробовать, понравилось, и пошло-поехало… Да что говорить…

– Да, я понимаю. И всё же, доктор, я надеялась, что вы поможете… Может, он отвыкнет, полежав у вас? Глупо, но это моя последняя надежда… Я не могу смотреть, как он гибнет, вы же понимаете, я мать… – женщина опять заплакала. – Вчера, например, он пришёл домой в ужасном виде, и я заметила, когда раздевала его, на руке ожог. Господи! Может, над ним издеваются, когда он в таком состоянии?! Люди сейчас жестокие! Наткнутся на беспомощного и веселятся… – Глаза у женщины стали совсем красными.

– Я не знаю, – видимо, доктор понял, что ему не отделаться, не пообещав чего-нибудь, – позвоните через недельку, может, освободиться место… – он поднял палец, уловив в глазах огонёк благодарности и надежды, – я ничего не обещаю. Я сказал, может… – он поднялся с кресла. – Я постараюсь помочь вам. А сейчас мне пора.

– Спасибо, доктор! – женщина поднялась вслед за ним. – Я в долгу не останусь, можете быть уверены. Я хорошо зарабатываю. И у меня никого нет, кроме него… Огромное спасибо!

Они вместе вышли, и доктор запер дверь.

– Значит, через недельку… – он кивнул женщине. – Всего доброго!

– До свидания! – она засеменила к выходу, дробно стуча каблуками.

«Надо же, – подумал доктор, – у неё красивые ноги… Могла бы выйти замуж…». К нему подошла медсестра, что-то сказала, и он заспешил в палату…