Веер

– Я хотела стать врачом, – рассказывала Иллан. – Ну… мечта была. Я работала сиделкой, зубрила учебники… хотела поступить в медицинскую академию Ангвара… это примерно где ваш Стокгольм, очень престижное место. Там дорого очень, у меня не было таких денег, надо было хорошо сдать экзамены, тогда я получала стипендию и право на бесплатное обучение… – Она помолчала. – Думаю, я бы поступила. Но однажды пришла на работу – а там другая девушка сидит. Меня клиенты не узнают… я решила, что хотят выгнать, не заплатив, оскорбилась… скандал устроила. Потом меня забыли друзья.

– Потом родные, – кивнул я.

– Я сирота, – коротко ответила Иллан. – Отец был биолог, мать он привез с Востока, совсем еще девчонкой… говорил, что пришлось жениться, чтобы не посадили на бамбуковый кол… Он смеялся, на самом деле он очень любил мать. Потом они вместе ездили… в Африку, в Азию… не вернулись из Индии… есть у вас такой остров, да? Нет, Индонезия! Не вернулись. Я росла с бабушкой, но она уже умерла. Никаких родных не осталось.

– Извини, – пробормотал я.

– Мне вначале очень понравилось, – продолжала Иллан. – Нет, я не дурочка, я понимала, что функционалов слишком мало, чтобы открываться людям и жить как хочется. Я решила, что у меня будет своя клиника. Она даже появилась, правда. Не очень большая, но хорошая. Я думала, что стану лечить – и функционалов, хотя это редко требуется, и обычных людей. Ко мне будут приезжать со всего мира. Я, конечно, не смогу всем помочь. Но буду стараться… Потом я задумалась. Знаете, Кирилл, так не бывает… функционалы-акушеры утверждают, что лишь помогают нам родиться… но так не бывает в природе. – Она улыбнулась. – Родам все-таки предшествует зачатие. Должна быть какая-то сила, превращающая нас в функционалов. Должна быть логика – почему именно мы. Должна быть цель…

– Масса вещей совершается без всякой цели, – сказал я. – Вирус гриппа тоже людей случайно поражает.

– Отнюдь. – Иллан усмехнулась. – Вирус выбирает людей со слабым иммунитетом… Я вначале тоже так думала – что у нас предрасположенность. Это как в бульварных книжках – жил себе обычный человек, ничего толком не умел, вдруг бац – и превратился в супергероя. У вас таких книжек много. У нас тоже есть.

– Потому что всем хочется «бац – и супергерой», – сказал я.

– Но так не бывает. – Иллан развела руками. – На самом-то деле ничего даром не дается. Ты накачал мышцы, но перегрузил организм, посадил сердце, потерял то время, которое мог потратить на образование, на чтение книг, на посещение музеев и путешествия. Ты стал великим ученым – но отъел пузо, заработал одышку, геморрой и близорукость. А у нас – все радости сразу. Сильные, умные, почти бессмертные, раны зарастают… Кроме поводка – никаких ограничений.

– Поводок? А… ну да.

– Мне все это не понравилось, – продолжала Иллан. – Я стала спрашивать. Феликса. Цая. Кариту. Они самые авторитетные у нас, в Кимгиме. Ходила в ваш мир, в Антик. Все сравнивала, пыталась найти закономерность. Мне стали намекать, что я занимаюсь глупостями. Что раз я доктор, то должна сидеть в больнице и ждать пациентов. То Цай скандал устроит – его, дескать, в схватке покалечили, а меня на месте не было… Словно его можно покалечить, полицейского…

– И ты что-то поняла? – спросил я. – Нашла закономерность? Кто мы и почему мы такие?

Иллан покачала головой.

– Нет. Не вышло. Ко мне попал… бывший функционал. Часть способностей остается, самая капелька… он меня почувствовал. Он умирал. Цай пытался убить его, но он как-то исхитрился и ушел, он сам был бывшим полицейским. Его звали Петрид, он был из Антика…

Его звали Петрид, и он родился в мире, который функционалы называли Антик. Это был мир застывшей Утопии – утопии Мора и Кампанеллы, той самой, где самый бедный крестьянин имеет не менее трех рабов. И этот мир, способный вызвать истерику у социолога, существовал, развивался – но очень своеобразно, колонизировал Америку и Африку, хотя так и не дотянулся до Австралии, спокойно дремлющей в своем вечном каменном веке.

Он был рабом, позже, приняв участие в удачном восстании, получил права свободного гражданина и стал преуспевающим землевладельцем. В сорок лет он превратился в функционала.