Веер

– Я тебя поссорила… с твоими. Ты прости. Я завелась. Миша – он как трус последний себя повел, а ты тоже начал осторожничать.

Она вдруг приподнялась на локтях, посмотрела на меня – в лунном свете ее кожа стала серебряно-матовой. Шлепнула себя по губам.

– Ты чего?

– Дура я. Зачем я про него говорю? Я знаю, мужчины этого не любят…

– Ух ты, какая осведомленность… Говори, мне все равно.

– Нет, не буду больше. Я про него и слышать больше не хочу. А говорить тем более. Я правда тебе нравлюсь?

– Да.

– Иллан говорила, что у функционалов редко бывают отношения с людьми. Долгие отношения. Помнишь, как в «Обыкновенном чуде» Волшебник говорил? Про то, что его жена состарится и умрет, а он все будет жить…

– Откуда ты такая умная? Может, ты тоже функционал? Функционал-библиотекарь?

– Я бы не отказалась… – Настя провела рукой мне по животу. – Это, наверное, интересно.

– У меня наверху будет библиотека, – сказал я. – То есть она уже есть, но пустая. Если мы сейчас договоримся с функционалами… да что я говорю! Договоримся, конечно. Можно будет сделать вот такую библиотеку! А тебя попросим сделать функционалом.

– Разве это возможно?

– Как-то же они делают… – Я протянул руку, коснулся ее груди. – Нет, не хочу, чтобы ты была библиотекаршей. Ты испортишь зрение и станешь носить очки. И будешь все время ходить, уткнувшись в книжку.

– А я буду снимать очки. И ходить, уткнувшись в тебя. Вот так…

Она мягко опустилась на меня. Поцеловала в губы, в шею, в живот, стала спускаться ниже.

– Настя, даже функционалы устают… – трагическим шепотом сказал я.

– Сейчас посмотрим…

– Это… нечестно… – Впрочем, через секунду я воскликнул: – Нет, а это еще более нечестно!

Настя тихо засмеялась. С минуту я смотрел на ее силуэт на фоне неба, обласканный лунным светом и морским ветром, то приподнимающийся, то опускающийся надо мной. Потом почувствовал, как участилось ее дыхание, поймал ее ладони, сжал. Настя выдохнула, едва слышно застонала и прижалась ко мне, ее тело еще сотрясали мягкие волны, но она не останавливалась, и настала моя очередь застонать от древнейшего и сильнейшего из наслаждений.

– Ты подрываешь мой боевой дух… – сказал я чуть позже. – Мне предстоят сложные разговоры, а я буду блаженно улыбаться и отвечать невпопад…

– А ты соберись…

– Угу. – Я присел. На душе было тревожно. Пустынный пляж, луна в чистом небе, замирающие отсветы в волнах, красивая девушка рядом – чего еще желать человеку? Уверенности в завтрашнем дне, наверное… – Искупаемся?

– Пойдем.

Она легко поднялась. И мы рванулись по песку к воде – да, именно так, как в дешевых фильмах.

– Учти, я совсем не знаю, люблю тебя или нет! – крикнула Настя, бросаясь в воду. – Я! Не! Знаю!

– Я тоже! – крикнул я.

И это было правдой. Но именно потому, что мы не боялись об этом говорить, эта правда доживала последние дни.

К нам пришли утром.

Я проснулся от доносящегося снизу стука в дверь. Стучали не громко, не угрожающе, даже не настойчиво. Но неутомимо. Тук-тук. Долгая пауза. Тук. Опять пауза. Тук-тук.

Во все окна светило солнце.

Тук-тук.

Кто бы это ни был, но человек стоял у дверей и неторопливо в нее постукивал. У него было много времени – все время мира – и очень много терпения – больше, чем отпущено человеку.

Настя тоже проснулась и села в кровати. Тревожно посмотрела на меня.

– Оденься, – сказал я ей. – Котя был прав, наш тайм-аут кончился.

– Они нападут?

– Нет, что ты! Наверняка они выработали какое-то предложение. – Я успокаивающе погладил ее по плечу. – Какие-нибудь требования ко мне и к тебе… Разумеется, мы будем торговаться. Пообещаем не мешать им… только я тебя прошу, будь искренна! Они почувствуют ложь!

Тук. Тук-тук.

Стучали в московскую дверь – она давала самый «железный» отзвук. Жаль. Я бы предпочел стук из Кимгима и визит Цая.

– Я буду очень убедительна. – Настя встала и начала торопливо одеваться. Белые брюки, белая блузка с короткими рукавами – летняя, нелепая в осенней Москве одежда. – Знаешь, мне немножко страшно.

– Ничего. – Я подмигнул ей. – В плохом голливудском кино хорошие ребята всегда выигрывают.

– А мы хорошие?

– Лучше не бывает, – сказал я, влезая в джинсы.

– Кирилл…

– Да?

Настя покачала головой:

– Нет, ничего. Я потом тебе скажу.

Улица была еще пустынна, как бывают пустынны московские улицы в шесть утра, когда выпадает первый снег. В маленьких городах люди встают и ложатся рано. Только в Москве, засыпающей за полночь, живет пустота утренних зимних улиц.

Наталья Иванова стояла у двери. Легко одетая, в вытертых джинсах, аляпистой блузке – огромные красные розы на черном фоне, в облупленных кроссовках – она что, и в самом деле на Черкизовском рынке работает? Шел легкий снежок, волосы Натальи припорошило мимолетной зимней сединой.

– Можно войти? – спросила она.

– А если откажу?

– Это все еще более усложнит, – серьезно ответила Наталья.

– Ну… входи.

Вслед за мной (поворачиваться к ней спиной не хотелось, но выказывать страх – тем более) Наталья поднялась на второй этаж. Огляделась, спросила:

– А где твоя подруга?

– Завтрак готовит. – Я придвинул Наталье стул. – Садись, в ногах правды нет.