Ведун Сар

Во дворце Ореста бурлили страсти. Собравшиеся здесь патрикии требовали от префекта Италии решительных действий. Особенно усердствовал Юлий Непот, побуревший от всего пережитого до синевы. Под началом магистра пехоты находилось десять тысяч легионеров, расквартированных близ Медиолана и Арля, и он готов был перебросить их в Рим, дабы подавить бунт черни. Высокородный Аполлинарий, похоже, отчаянно трусил и все время обращался за поддержкой к епископу Медиоланскому, скромно сидевшему у самого краешка стола. Монсеньор Викентий пребывал в растерянности. Удар, нанесенный христианской церкви обнаглевшими язычниками, был настолько силен, что ее иерархи, похоже, никак не могли прийти к согласию. И отголоски их споров сейчас отчетливо читались на лице одного из самых умных и коварных людей в империи.

— Сенатор Скрибоний не умирал и не воскресал, — зло ощерился Викентий в сторону сенатора Аппия, робко вставившего свое слово в непростой разговор разъяренных патрикиев. — Он просто мошенник, спутавшийся с врагами Рима.

— На это у него были веские причины, — буркнул Дидий, без спроса присаживаясь к столу. На яства, выставленные для гостей сиятельным Орестом, он набросился с такой страстью, что поверг в изумление всех присутствующих. Похоже, к бывшему комиту финансов вернулся утерянный аппетит, и это можно было расценивать как добрый знак.

— Я введу в город десять тысяч легионеров, — стоял на своем воинственный Юлий. — И через два дня Марк Север и Скрибоний будут болтаться на виселице перед императорским дворцом.

— А в чем ты собираешься их обвинить, магистр? — спросил Орест, глядя при этом на гостя злыми глазами.

— В убийстве божественного Олибрия! — выкрикнул Юлий Непот.

— А ты уверен, что императора убили именно они? У меня на этот счет появились сомнения.

Магистр пехоты стал бледнеть столь же стремительно, как совсем недавно краснел. Вид у него был настолько жалкий, что Феофилакт невольно отвел глаза. Зато Дидий, продолжавший в больших количествах поглощать пищу, неожиданно прервал свое занятие и изрек:

— Хочешь сказать, что сиятельный Юлий его отравил?

Скорее всего, Дидий просто шутил, но на Непота его слова произвели просто-таки сокрушительное впечатление: он сначала схватился за грудь, потом за меч и, наконец, ринулся прочь из чужого дома, словно за ним гнались десятки демонов. Бывший комит финансов был до того потрясен паническим бегством магистра пехоты, что с трудом смог сформулировать еще один вопрос:

— А что я такого сказал?

— Ты только что обвинил сиятельного Юлия в убийстве и, кажется, попал в точку, — устало произнес Орест. — Если бы ему удалось ввести в Рим легионы, этот день стал последним в нашей жизни.

— Честолюбивый иуда, — прошипел епископ Викентий.

— Нам нужны не легионы, а младенец, — вдруг спокойно произнес Феофилакт. — Именно в этом младенце наше спасение, сиятельный Орест.

Патрикии с изумлением смотрели на помешавшегося евнуха. Однако по мере того как посол божественного Василиска излагал свое видение проблемы, настроение в зале стремительно менялось, от полного неприятия до восхищения.

— После смерти божественного Маркиана, мужа сиятельной Пелагеи, остро встал вопрос о его преемнике. Настолько остро, что жители Константинополя уже готовились к долгой и кровавой усобице. Ибо многие полагали, что божественный Лев не по праву сел на престол Константина Великого. И в их рассуждениях был свой резон: новый император не мог похвастаться родовитостью предков.

— Но ведь и Маркиан был не слишком родовит, — напомнил Феофилакту внимательно слушавший Орест.

— Маркиан стал мужем Пелагеи, родной сестры божественного Феодосия, а право передачи власти через женщину существовало у римлян еще со времен царей. Однако божественный Лев был уже женат на женщине из рода Флавиев, я имею в виду Верину. Тем не менее многие полагали, что этого недостаточно, поскольку никто из предков Верины никогда не был императором. И тогда на помощь Византии пришла матерь-церковь. Именно с ней вступил в брак новый император.

— Ты кощунствуешь, сын мой! — возмутился Викентий.

— Прошу прощения, монсеньор, — приложил руку к сердцу Феофилакт. — Но именно так с простотой варвара объяснил случившееся покойный Аспар. Он намекал при этом на обычай, известный у венедов и франков, там с древних времен власть передают через женщину, вдову, дочь или сестру умершего владыки, которые олицетворяют собой Великую Матерь Ладу.

— Ты что же, предлагаешь нам уподобиться язычникам? — ошарашенно спросил Викентий.

— Я просто не знаю иной великой матери кроме христианской матери-церкви, — потупил глаза Феофилакт. — И в создавшейся ситуации именно она должна выбрать от имени Христа нового императора и помазать его на царство. Так уже было в случае с божественным Львом в Константинополе, и я не понимаю, монсеньор Викентий, что может помешать тебе повторить этот обряд в Риме?