Ведун

– Погиб сын. И умер не сразу, а не успел сказать, кто его: пуля в голову попала, без памяти был… Два года я у нехристей просидел: смута у них была, шибко на дорогах шалили. Мои решили, что еще на год задержусь, сын не утерпел и с чужими купцами к варягам на торг подался. Обоз как раз мимо шел, сын и пристал к ним, товара взял много. Вернулся я, подождал, надеялся, по первому снегу возвратятся., а на Николу-зимнего подался следом. И разминулся. На Рождество привезли его, беспамятного. Сказали жене, что ночью напали на их обоз и подстрелили сына. Ну, это частенько бывает, такова доля купеческая. В этот раз и на нас разбойники нападали, однако мы быстро охоту отбили, люди у меня ученые и смелые, один к одному молодец… Только вот что странно: вместе с сыном погиб и помощник его, холоп верный, а из ихних людей погиб ли кто – одному богу известно, и ни товара, ни барыша у сына не оказалось, мол, в кости проиграл да на гулящих девок потратил.

– А был раньше за ним такой грех?

– Да откуда?! Я бы не допустил!.. Хотя, конечно, любил он игрища и с товаром сам впервые пошел. Но ведь и холоп был к нему приставлен, жена наказала: отцовской рукой, если что.

– Думаешь, купцы на барыш позарились?

– Думай не думай, а странно все. И жена подметила: не договаривали они что-то. Да и знаю я их, торговал как-то в одной артели с ними: не чисты на руку, сами попадутся и тебя под монастырь подведут… Помоги, подскажи, кто сына загубил? А я в долгу не останусь! – Купец опустил руку на украшенный янтарем кошель.

– После, – остановил ведун, – если просьбу выполню… На погосте похоронили?

– Да. В хорошем месте лежит, на холме у сосны, там песок, сухо…

– Надо будет потревожить могилу, – тихо произнес ведун.

Купец вздрогнул, сильнее сжал шапку – и поник головой.

– Тревожь, – выдохнул горько.

Ведун встал, опираясь двумя руками на посох, оправил сзади рубаху и жестом показал купцу, чтобы подал сумы.

– Подожди, верну их, – сказал он и понес дары в хижину.

И волк поднялся, посмотрел левым глазом на забившегося жеребца и ощерился, казалось, в улыбке, а потом затрусил за хозяином.

– А когда?.. – нерешительно задал вопрос купец.

Ведун остановился у порога, обернулся.

– Я дам знак.

Пропустив в хижину зверя, зашел и сам, оставив дверь приоткрытой. Через непродолжительное время из жилища вышел волк, волоча по земле переметные сумы, ремешки которых держал в зубах. Положив сумы у ног купца, снова, ощерившись, глянул на испуганно бьющегося жеребца и убежал в хижину.

Ветер, чудилось, делал темноту ночи гуще, как бы нагонял ее к маленькой церквушке, что стояла неподалеку от слободы, к крестам на кладбище. Одинокая сосна на вершине холма жалобно поскрипывала при порывах ветра, гнулась, будто под грузом навалившейся на нее темноты, и время от времени постреливала стволом, будто вторила раскатам грома, которые приближались к погосту, подсвечивая себе дорогу молниями. Некоторые молнии успевали отразиться в отшлифованном острие лопаты, выкидывающей землю из могилы на вершине холма.

Острие врезалось в доску, звук от удара наполнил гроб и плавно, точно вытекал через тонкое отверстие, затих. Ведун отложил лопату, пошарил рукой по дну ямы. Пальцы нащупали гладкую, не изъеденную червями крышку. Ведун присел на корточки, прислонившись спиной к стенке ямы, вытер рукавом пот со лба и тяжело, с присвистом, вздохнул. На краю ямы появилась серая тень с горящим, красным глазом. Вспыхнувшая молния потушила глаз и высветила волка, а раскат грома, похожий на треск сломавшегося дерева, заставил хищника припасть к земле и заскулить, тихо и протяжно.

– Ну! – прикрикнул на него человек. – Иди стереги.

Ведун вновь принялся копать, забирая поуже, только над крышкой гроба. Очистив ее от земли, перешел к изголовью и поддел острием лопаты доску. Отделилась она со скрипом, тяжело. Очередная молния наполнила розовым светом белую материю, на которой лежал труп юноши, казалось, не тронутый тлением: стоит дотронуться до груди, как юноша откроет глаза, зевнет и встанет, потягиваясь. Ведун перехватил черенок повыше и, отстранившись телом, чтобы не обрызгало трупным ядом, дважды всадил острие в покойника. Взяв на краю ямы холщовый мешок, ведун осторожно, стараясь не дотрагиваться руками, засунул отрубленное в мешок, туго завязал его бечевой и выкинул из могилы. Положив доску на место, попрыгал на ней, прибивая, и выбрался с лопатой из ямы.

Комья земли, падая на гроб, наполняли его гулом, к которому добавлялся тихий шелест капель дождя, крупных и холодных. Ведун торопливо махал лопатой, прислушиваясь к крикам петухов и время от времени поглядывая на восток. Из-за грозовых туч, небо там пока не собиралось светлеть. Вскоре дождь разошелся на полную силу, мокрая земля нехотя отрывалась от лопаты, ведун часто отдыхал и размазывал мокрым рукавом капли пота и дождя на лице. Потом он долго поправлял лопатой могильный холмик, а сверху положил в локте от двурукого креста – на то место, где была раньше, – половинку яичной скорлупы, светлую внутри и темно-коричневую снаружи.