Ведомые (ЛП)

— О, или, может, принц. Я знаю! — щелкаю пальцами. — Принц Очарование!

Из его носа вырывается порыв воздуха, словно мужчина одновременно хочет засмеяться и возмутиться, но на самом деле это скорее возмущение. А затем он замирает. И на мгновение мне становится не по себе, потому что, очевидно же, что я над ним издеваюсь. До сих пор я не заметила, какая хорошая у него конституция тела.

Вероятно, его рост больше шести футов, ноги длинные и сильные, что заметно даже под брюками цвета древесного угля.

Боже, на нем свитер: бледно-серый и обтягивающий торс. Он должен выглядеть как полный кретин, но нет... Этот свитер лишь подчеркивает силу его рук и рельеф мышц под рубашкой. Как же несправедливо.

У него такие широкие плечи, что даже огромное кресло первого класса кажется ему маловатым. Но при этом всё тело длинное и худощавое. Думаю, все остальные мышцы под красивой и придирчиво подобранной одеждой тоже достойны слюнопускания, черт их побери.

Я разглядываю всё его тело, включая то, как прямо сейчас парень напрягает руки. Правда, не думаю, что он станет использовать свою силу против меня. Его поведение кричит: «Я напыщенный придурок», но он не кажется задирой. В разговоре со стюардессой он ни разу, на самом деле, не повышал голос.

И всё же мое сердце бьется быстрее, когда мужчина поворачивается ко мне лицом. Злобная улыбка изгибает его прекрасные губы.

Не смотри на них. Он затянет тебя в водоворот греха, и дороги назад оттуда нет.

— Ты меня разгадала, — откровенничает он низким и таким теплым голосом, что можно было бы растопить масло. — Принц Очарование к твоим услугам. Простите за краткость, мадам, но я нахожусь на исполнении очень важного задания, — он наклоняется ближе, окидывая салон взглядом, перед тем как снова взглянуть на меня. — Я ищу свою невесту, знаешь ли. Увы, на тебе нет хрустальных туфелек, так что ты не она.

Мы разом смотрим на мои босые ноги и красные чаксы, стоящие рядом на полу. Он качает головой.

— Ты же понимаешь, что мне нужно оставаться сосредоточенным на поисках.

Он широко — хоть и фальшиво — улыбается, и на одной его щеке появляется ямочка, так что я задерживаю дыхание. Двойной пиздец.

— Вау, — я мечтательно вздыхаю. — Всё стало еще хуже, когда ты улыбнулся. Тебе и вправду нужно нацепить на себя предупреждающую табличку, Солнышко.

Его улыбка исчезает так же быстро, как из ваших рук выпала бы горячая картошка, и парень открывает рот, чтобы ответить, но вдруг рядом с ним оказывается стюардесса.

— Мистер Скотт, может, вы хотите что-то выпить перед полетом? Шампанское? Или «Пеллегрино»?

Я почти удивлена, что она не предлагает саму себя. Но это явно подразумевается по тому, как девушка наклоняется над ним, как ее рука ложится на сидение рядом с его плечом, а спина изгибается настолько, что грудь подается вперед. Я не могу ее винить. Чувак эффектный.

Но он едва ли смотрит в ее сторону.

— Нет, спасибо.

— Вы уверены? Возможно, кофе? Или чай?

Он изгибает одну бровь так надменно, как могут только британцы.

— Мне ничего не нужно.

— Шампанское было бы здорово, — говорю я.

Но стюардесса не отводит взгляда от своей добычи.

— Я искренне извиняюсь за путаницу, мистер Скотт. Правда. Я предупредила начальство, и они сделают всё возможное, чтобы компенсировать вам неудобства.

— Неактуально, но спасибо, — парень поднимает свой журнал со спортивной элегантной машиной на обложке. Как типично.

— Ну, тогда, если вам ничего не нужно...

— Не знаю насчет него, — перебиваю я, — но я бы с удовольствием... Эй! Алло? — я машу рукой, когда она уходит, чрезмерно виляя бедрами. — Бьюллер?

Я чувствую его улыбку и бросаю на парня взгляд.

— Это твоя вина, знаешь ли.

— Моя? — Приподнимая бровь, он не отводит взгляда от журнала. — И какие же жизненные злоключения привели тебя к данному выводу?

— Ты охренительно хорош собой, так что она не видит никого, кроме тебя, Солнышко.

Его лицо не выражает ни эмоции, хотя губы изгибаются.

— Если бы моя внешность могла еще и лишать женщин способности говорить.

На это я не могу сдержать усмешки.

— О, спорю, ты бы очень этому радовался: все эти беспомощные женщины просто улыбаются и кивают. Хотя, боюсь, на мне бы это не сработало.

— Конечно, нет, — заявляет он. — Я застрял рядом с тем, кто, очевидно, страдает неизлечимым случаем словесного поноса.

— Сказал мужчина, у которого явно социальный запор.

Он снова замирает, а его глаза округляются. И опять странный звук срывается с его уст, напоминая сдерживаемый смешок.

— Господи, — мужчина сжимает переносицу, стараясь сдержаться. — Я обречен.

Я улыбаюсь, желая рассмеяться, но тоже сдерживаю порыв.

— Так и есть, — я глажу его по предплечью. — Но всё закончится через каких-то семь часов.

Он стонет, поднимая голову. Веселье в его глазах настоящее, и это еще сильнее усугубляет для меня ситуацию.

— Я не переживу это...