Ведьмы за границей

И всегда, всегда носи свежее нижнее белье, потому что невозможно заранее предсказать, когда тебя затопчет взбесившаяся лошадь, зато, если люди потом подберут твое бездыханное тело и увидят, что на тебе несвежее исподнее, ты просто помрешь со стыда.

А затем Жалка выросла и стала ведьмой. Но ведьмы обладают одним небольшим преимуществом: они всегда точно знают, когда умрут, а следовательно, белье могут носить какое угодно[5].

Жалка Пуст стала ведьмой восемьдесят лет назад. Тогда знание отведенного тебе срока казалось чем-то весьма привлекательным, поскольку в душе ты считаешь, что впереди – вечность.

Но это тогда.

А то сейчас.

Сейчас «вечность» уже не казалась столь долгой, как некогда.

В очаге рассыпалось и превратилось в уголья еще одно полено. В этом году Жалка Пуст даже не стала заказывать дрова на зиму. А какой смысл?

Перед назначенной встречей ей предстояло побеспокоиться еще кое о чем…

Она бережно завернула все так, что получился аккуратный продолговатый сверток. После чего сложила письмо, надписала адрес и сунула под бечевку. Дело сделано.

Затем Жалка Пуст подняла глаза. Слепая вот уже тридцать лет, Жалка никогда не считала отсутствие зрения большой проблемой. Ведь у нее всегда было, так сказать, внутреннее провидение. Когда обычные глаза перестают видеть, ты просто учишься предвидеть настоящее, что в любом случае намного легче, чем заглядывать в будущее. А поскольку оккультное зрение не требует света, выходит еще и серьезная экономия на свечах. Всегда можно кое-что сэкономить, если знаешь, куда глядеть… Э-э, в переносном смысле этого слова, разумеется.

На стене напротив висело зеркало.

Но лицо в нем принадлежало кому-то другому.

Лицо Жалки было круглым и розовым, тогда как в зеркале отражалась решительная женщина, явно привыкшая отдавать приказы. Жалка Пуст была не из тех, кто их отдает. Скорее, совсем наоборот.

– Ты умираешь, – сказала женщина в зеркале.

– Да уж, не без этого.

– Ты состарилась. Такие, как ты, всегда старятся. Твоя сила почти на исходе.

– Что верно, то верно, Лилит, – кротко согласилась Жалка.

– Значит, очень скоро ты не сможешь защищать ее.

– Боюсь, что так, – кивнула Жалка.

– То есть остаемся только мы с этой злющей болотной бабой. И победу одержу я.

– Чему быть, того не миновать.

– Зря ты не подыскала себе преемницу.

– Все времени не было. Да и сама знаешь, не больно-то я предусмотрительная.

Женская фигура в зеркале придвинулась ближе, и лицо ее чуть ли не прижалось к серебристому стеклу.

– Ты проиграла, Десидерата Пуст.

– Выходит, так…

Жалка немного неуверенно поднялась из-за стола и сняла с него скатерть.

Женщина в зазеркалье, похоже, начинала сердиться. Ведь ясно как день, проигравшие должны выглядеть убитыми горем, но у Жалки был вид, словно она только что удачно пошутила над кем-то.

– Ты проиграла! Ты что, не понимаешь этого?!

– Понимаю, понимаю, – успокоила Жалка. – Кое-кто здесь умеет хорошо объяснять. Прощай, госпожа.

Она завесила зеркало скатертью.

Послышалось сердитое шипение, а потом наступила тишина.

Некоторое время Жалка Пуст стояла погрузившись в свои мысли.

Наконец она подняла голову и сказала:

– Вроде чайник вскипел. Чайку не желаешь?

– НЕТ, БЛАГОДАРЮ, – ответил голос прямо за ее спиной.

– Давно ждешь?

– ВЕЧНО.

– Я тебя не задерживаю?

– ДА НЕТ, НОЧЬ ВЫДАЛАСЬ СПОКОЙНОЙ.

– И все же я налью тебе чашечку. У меня вроде и печенья немного осталось.

– НЕТ, СПАСИБО.

– Коли захочешь, возьми сам – оно в вазочке на каминной полке. Не поверишь, вазочка из самого что ни на есть настоящего клатчского фарфора. И сделал ее самый что ни на есть клатчский мастер. В самом что ни на есть Клатче, – добавила она.

– НЕУЖЕЛИ?

– В молодые-то годы и куда меня только не заносило!

– ВОТ КАК?

– Ох, времечко было! – Жалка помешала угли кочергой. – Само собой, по делам, ты ж понимаешь. Небось и тебя помотало по свету?

– ДА.

– Нипочем, бывало, не знаешь, когда тебя сызнова позовут. Хотя чего я – мне ли тебе рассказывать? Но в основном все по кухням. Бывалоча, конечно, и на балы попадала, но по большей части на кухни…

Она плеснула кипятку в стоящий на плите заварной чайник.

– ДА УЖ…

– Все разные желания исполняла.

Последнюю фразу Смерть не понял.

– КАК-КАК? НА КУХНИ?… КАКИЕ МОГУТ БЫТЬ ЖЕЛАНИЯ НА КУХНЕ? ТЫ ЧТО, ПОСУДОМОЙКОЙ ПОДРАБАТЫВАЛА?

– Если бы… Все было бы куда проще, – Жалка Пуст вздохнула. – Ох, и ответственное же это дело быть феей-крестной. Главное – вовремя остановиться. А то ведь оно как бывает: коли все до единого желания исполнять, так люди от этого быстро портятся. Вот и ломай голову, что лучше дать – то, что им хочется, или то, что им действительно нужно.

Смерть вежливо кивнул. Он с такой проблемой не сталкивался: его клиенты безропотно принимали то, что им дают.

– Вот и с Орлеей этой… – начала Жалка.

Смерть пристально взглянул на нее.

– С ОРЛЕЕЙ?

– Знаешь, где это? Дурацкий вопрос, конечно знаешь.

– Я… РАЗУМЕЕТСЯ, НЕТ МЕСТА, КОТОРОГО БЫ Я НЕ ЗНАЛ.

Лицо Жалки Пуст смягчилось. Ее внутренний взгляд был направлен куда-то далеко-далеко.