Ведьмы

– Давно эти мысли думаю, – сообщил Бобич. – Ты, главное, будь готов. На вече кричи, что-де невместно нам в столичные свары и дрязги вязаться, и будем-де за того, кто в Дедодославле утвердится на великом княжении. А я уж позабочусь, чтобы княгинина дружина сюда к граду вовремя подоспела бы. С Новым Погостом будь заодно, а главное в посадники до поры не лезь, не дразни гусей. Это мы с тобою после обмозгуем.

– Не выйдет. Ты о Потворе забыл.

– Ничего я не забыл. Днем и ночью только о ней, об поганке, думаю. Жру – думаю, в сортире сижу – думаю, как бы ее, подлянку, сокрушить. И вот, представь, нынешней ночью было мне видение. Явились ко мне Кара с Желею и подсказали. Есть, есть у нее, у мерзавки, слабина. Лелька, внучка. Если Лельку смертью лютою погубить, скажи, долго ли сучка протянет? На святки зимние солнцеворотные время приносить Мстильницам тайную мужскую жертву. Всего и делов, что кости кинуть. А схватить ее мне твои бояры́ пособят.

– Я с девками не воюю, – сказал Радимир презрительно.

– Ты рожу-то… не криви! – сказал Бобич с обманчивым спокойствием, – Шибко смелый? Против всеблагих прешь, и Кара с Желей для тебя не указ?

– Не пугай. Я пуганый. Да и не выйдет ничего у тебя. Сам посуди, нешто тебя Потвора к девке подпустит?

Бобич вскочил. Глаза у него сверкали, губы тряслись, лицо сделалось свекольного цвета, и руки свои, сцепленные до побеления костяшек, прижимал он в волнении к груди.

– Сокрушу! – заорал он диким голосом, – Сломаю! Вот этим ножом самолично ее девку вспорю от межножья до горла! Печень вырву и сырой сожру!

– Тише ты орать, – сказал побледневший Радимир. – Дойдут до ведьмы такие твои речи, она зимних святок ждать не станет.

И тут, будто бы в подтверждение тех его слов, над землею проплыл странный гул. С диким воем заметался по заборалу ветер, навалился, толкнул в спину с такою силой, что воевода, не устояв на ногах, кувырнулся на мешки с углем. Накликал-таки беду, старый дурак.

Ветер с грохотом погнал по заборалу метальные камни. Силясь встать, воевода поднялся на четвереньки, но сорванная с места корзина со смолой снова сшибла его с ног, одевшись, в довершение всех бед, прямо на голову. Проклиная все на свете, Радимир вскочил на ноги.

– Говорил я тебе, – заорал он, пытаясь перекричать ветер, но Бобич стоял, уцепившись за смоляной котел обеими руками и слов Радимировых не слыша. Вид его был страшен. Челюсть отвисла. Из носа в два ручья текла густая медленная кровь, ветер срывал ее с усов, бросал в лицо, на грудь, на руки, но волхв этого будто бы и не замечал, и глядел он мимо Радимира слюдяными выпученными глазами. Радимир оглянулся.

Сквозь занарский бор прямо на Серпейский град пер буреломно огромный, черный, высотою до неба, Змей.

12

К Серпейскому наплавному мосту подошли уже целой толпой. Еще в лесу стали им попадаться случайные попутчики, Леля диву давалась, сколько всяческого народа оказалась в градских окрестностях. Увидавши Потвору с внучкой, все светлели лицами и спешили присоединиться, пристраивались сбоку, сзади, искательно заглядывали в лицо. Даже шедшие впереди останавливались и ждали, пока поравняется с ними болотная ведьма: у кого ж еще искать защиты от неведомой от страшной беды, как не у нее?

На мосту Потвора остановилась, пропуская всех вперед. Люди карабкались вверх к градским воротам, минуя дорогу, прямо по косогору, молча, торопливо, испуганно. С воем налетел и тут же утих новый порыв ветра.

– Быстрее, быстрее, – погоняла Потвора, но люди и так уже спешили изо всех сил. Сзади набежали Дедята с Тумашом и, подхвативши волхву под руки, чуть ли не бегом вознесли ее вверх на привратную площадку. Потвора остро глянула на Дедяту. В усах у мужика проблескивали красные капли.

– Усы вытри. Кровь носом шла у тебя.

– Где?.. А, ну да. Я и не заметил, – сказал Дедята. – Что же это делается, Потвора? Я так понимаю, буря идет. Чем волхвы наши Стрибога прогневали?

– Только ли Стрибога, – сказала Потвора сквозь зубы, – и только ли волхвы? Сами виноваты, что такой Погост терпим над собою.

Леля карабкалась следом, силясь успеть за темницкими. Тумаш оглянулся, протянул было руку, чтобы помочь ей взобраться на привратную площадку, да и застыл с раскрытым ртом, глядя ей за спину выпученными глазами. Леля испуганно оглянулась, батюшки-светы, это еще что?

По Занарью, раскинув в стороны черные тучи-крылья, пер буреломно прямо сюда на Серпейский на беззащитный град огромный и страшный Змей. Голова его терялась в поднебесьи, хвост ломился, крутясь, сквозь Занарский бор, в щепки разносил вековые сосны. Этот шел не для девиц воровать. Нет. Этот шел крушить и ломать, давить и губить, и не было на свете силы, способной пересилить злую волю его.