Ведьмочка

Последующие несколько лет мы виделись довольно редко: семьи, дети, работа. Яра, кстати вернулась в свой родной город, и её муж помог ей заново устроиться в жизни. Поначалу, когда Ярослава заходила к нам проведать своего Крестника, она по-прежнему оставалась маленьким солнышком: таким же улыбчивым и тёплым, ласковым и светлым. Да-да! Яра стала Крёстной мамой моему сыну ещё до своей свадьбы, а он с первой встречи, будучи ещё совсем крошечным, обожал её, как никого, и она отвечала ему взаимностью. Мой сынишка, едва увидев Яру, начинал махать руками и ногами, радостно пуская слюни и при этом не забывая улыбаться во весь рот, а когда подрос, только услышав её голос, летел ей на встречу, сначала на четвереньках, только попка сверкала, быстро виляя из стороны в сторону, а потом и на своих двоих, спотыкаясь, расставив руки, как крылья, для равновесия, и лопоча что-то неразборчивое. Всё верно. Её трудно было не любить.

Олег и Ярослава прожили вместе четыре с лишним года. И поначалу оба выглядели счастливыми и довольными жизнью. По крайней мере, они всем такими казались. И всё же однажды что-то изменилось, что-то неуловимое, но очень важное.

Как-то, сидя у меня в гостях, Ярослава вдруг, отставив чашку с чаем, ни с того ни с сего сказала:

– Пообещай мне одну вещь, пожалуйста.

– Где-то я это уже слышала… – улыбнулась я, беря из вазочки маленькое рассыпчатое шоколадное печенье.

– Пообещай, – Яра перехватила мою руку и жалобно заглянула мне в лицо.

– Хорошо. Какую? – Извернувшись, я всё-таки отправила в рот печенюшку, с удовольствием ощущая, как она рассыпается на нежную крошку и тает на языке, отдавая мне свой горьковато-сладкий вкус и аромат шоколада.

– Пообещай, что если у меня родится малыш, ты не оставишь его, позаботишься о нём.

Я поперхнулась печеньем, а когда прокашлялась, взглянула на неё огромными от удивления глазами.

– Яра, ты чего это?

– Просто пообещай.

– Хорошо…

Мы молча сидели где-то с минуту: она – крутя в руках чайную ложечку и глядя в окно, я – не отводя взгляда от её пальцев, касавшихся остывшего серого металла. Потом я подняла глаза и увидела, что она что-то беззвучно шепчет. Яростный порыв ветра сотряс стекла в окне кухни, едва не разбив их вдребезги, и я испуганно вскрикнула. В тот же миг Яра вздрогнула и быстро отвернулась от окна. Ветер сразу же стих. В соседней комнате заплакал мой сынишка, до этого момента мирно посапывавший во сне, и пока я бежала к его кроватке, в моей голове так ярко и так некстати вспыхнуло всего одно слово. "Ведьмочка".

*

Ночь. Три часа. Бессонница жёсткой подушкой держала мою голову у себя на коленях, вливая в неё тягучий сироп тоскливых мыслей. Теперь тоскливых. Когда они были тревожными, я предпочитала пить на ночь успокоительное, лишь бы не слышать по ночам их шепота в своих ушах. Из дома напротив в моё окно робко заглядывал крохотный огонёк чужой люстры. Кого-то так же, как меня, обнимала сейчас за плечи подруга-бессоница.

На крыше того же дома, закутавшись в черничный плащ, сидела луна. Её серебристо-голубой свет выхватывал из темноты спящего рядом со мной моего Любимого человека. Он спокойно и ровно дышал во сне, обнимая меня. Счастливый… В соседней комнате заворочался мой сын. Наверное, луна хотела и его погладить по щеке, а он спрятался от неё в тень, отвернувшись к стене.

Старшая сестра Ярославы смотрела мне прямо в глаза и словно спрашивала: "Что же ты? Не уберегла… Не защитила…" А я молчала. Мне нечего было ей ответить. Я вдруг почувствовала, как по моим вискам побежали горячие ручейки, исчезая в расплескавшихся по подушке волосах…

Почти полгода назад, когда мы всей семьёй ездили отдыхать на море, а заодно проведать родственников моего Любимого мужа, мне на сотовый пришло сообщение от Люси: "Возвращайся скорее. Беда". После нескольких тщетных попыток дозвониться до родного города, бросив всё, мы примчались домой. Я ожидала чего угодно, но только не этого.

Яру поместили в психиатрическую клинику, Люся мне даже диагноз сказала, но я была в таком шоке, что запомнить его не смогла. Да для меня в тот момент было важным другое: в психушку её отправил Олег. И, узнав об этом, я потеряла дар речи. От того, чтобы не натворить глупостей, меня опять же удержала Люся: уже на выходе из своей квартиры она схватила меня за плечи и сильно встряхнула:

– Подожди! Послушай меня! – кричала она мне в лицо. – Я говорила с ним! Он не смог! Понимаешь? Просто не смог её принять такой, какая она была! Он старался. Честно старался. Но не смог. Он только хотел ей помочь. Сейчас он тоже убит горем, так же как и мы.

– Он мог бы просто отпустить её!

– Нет!… Не мог… Ты же знаешь, что такое любовь… Он слишком любил её…

И вдруг мой рассудок, больше не сжигаемый дикой яростью, багровой пеленой застилавшей мне глаза всего минуту назад, как хороший компьютер, выдал мне страшную догадку, от которой ноги мои стали ватными. Я попыталась прогнать её прочь, но она острыми когтями вцепилась в моё сердце.