— Вы обязаны рассказать. — В голосе врача звучало сочувствие.
— Мне снилось, что я лежу в очень темной пещере. Прямо над моей головой бушует море. Но сквозь шум я слышу голос, зовущий меня — не по имени, а как-то по-другому, не могу объяснить — зовущий так, что я не могу отказать. Я почти не одета, на мне только лохмотья; и вот на коленях ползу на зов, и я не одна, вместе со мной ползут какие-то существа, липкие и многоногие…
Дрожь прошла по телу женщины, и она подавила то ли истерический смешок, то ли всхлип.
— Волосы растрепаны, но — вот! именно это и сводит с ума — моя голова кажется отделенной от тела! Я вся горю
от дьявольской ярости, не могу описать ее словами. И меня гложет жажда, и эта жажда…
— Думаю, я понял, — спокойно прервал Кеан. — Что потом?
— Потом какое-то время я в забытьи, но сон опять продолжается. Доктор, не могу рассказать вам, какие ужасные, богохульные, гадкие мысли владели тогда моим разумом. Я сопротивлялась… сопротивлялась, но какая-то сила вновь и вновь тащила меня в эту отвратительную пещеру и наделяла неуемной жаждой! Я бесновалась — сам дьявол бушевал в душе. А потом снова провал, и я проснулась.
Она сидела и дрожала. Кеан заметил, что женщина избегает его взгляда.
— Это случилось в ночь первого необъяснимого нападения на вашего мужа?
— Было кое-что еще, — прерывисто зашептала леди Лэшмор.
— Говорите, не бойтесь.
Чудесные глаза красавицы казались полубезумными от ужаса. Она выдохнула:
— Но вы же знаете. Да?
Кеан кивнул.
— Во второй раз вы проснулись раньше?
Леди Лэшмор жестом подтвердила его слова.
— Вам снилось то же самое?
— Да.
— Если забыть об этих двух случаях, вам когда-нибудь снилось подобное?
— Несколько раз, но лишь частично. Иногда, проснувшись, я помнила только часть сна.
— Что именно?
— Самое начало, жуткую пещеру…
— Леди Лэшмор, недавно вы присутствовали на сеансе столоверчения.
Ее уже не удивляли способности доктора к индуктивному мышлению, и она молча кивнула.
— Предполагаю, хотя не знаю наверняка, что инициатором и организатором спиритического сеанса выступил Энтони Феррара, предложив развлечься таким образом?
Женщина еще раз утвердительно качнула головой.
— И духи говорили через вас?
Вновь согласие.
Лицо Кеана стало очень серьезным:
— Благодарю, леди Лэшмор. Не смею вас больше беспокоить.
Он уже собрался уходить, когда хозяйка тихонько окликнула его:
— Доктор Кеан! Что-то ужасное, что-то, чего я не понимаю, боюсь и ненавижу, овладело мной. Ради всего святого, скажите, что все будет хорошо. Кроме вас, никто не знает, какой ужас преследует меня. Только скажите…
У двери доктор оглянулся:
— Не бойтесь.
Он вышел из комнаты.
Леди Лэшмор застыла, словно околдованная Медузой Горгоной: прелестные глаза широко открыты, лицо бледное, как у покойницы. Он даже не сказал: «Надейтесь!»
Когда доктор Кеан вернулся на Хаф-Мун-стрит, Роберт, разложив перед собой бумаги, курил в библиотеке. Лицо отца, обычно свежее и румяное, было таким бледным, что сын в тревоге кинулся ему навстречу. Но доктор привычным взмахом руки остановил его.
— Присядь, Роб, — тихо сказал он. — Сейчас я успокоюсь. Я только что был у женщины, молодой и прекрасной женщины, которую адское отродье приговорило к такому, что даже мой разум отказывается понимать.
Не отрывая взгляда от отца, Роберт сел.
— Запиши следующее, — продолжил Брюс и начал ходить взад и вперед по комнате, диктуя все, что он узнал от лорда и леди Лэшморов об истории рода Дунов и последних происшествиях. Сын быстро записывал его рассказ.
— И наконец, — сказал доктор, — надо подвести итоги. Мирза, польская еврейка, ставшая леди Лэшмор в 1615 году, при жизни практиковала магию, а после смерти обратилась в упыря, вампира, поддерживающего свое безбожное существование дьявольскими средствами.
— Но, сэр! Это всего лишь ужасный средневековый предрассудок!
— Роб, я бы мог пригласить тебя в замок возле Кракова в Польше, в котором до сих пор хранятся реликвии, способные раз и навсегда рассеять любые сомнения в существовании вампиров. Но не будем отвлекаться. Сын Мирзы, Пол Дун, унаследовал порочные наклонности матери, но его жизнь после смерти была вскоре прервана традиционными и весьма эффективными средствами. Так что о нем мы можем забыть.
А вот на колдунье Мирзе нам стоит сосредоточиться. Она была обезглавлена собственным мужем. Казнь несколько спутала карты: ведьма не смогла после своей смерти блюсти жуткие обычаи вампиров, иными словами, быть тем, кем она должна была стать, если бы скончалась ненасильственным путем. Она не может бродить по ночам без головы, но злой дух убитой все еще надеется обрести власть над подходящим для этих целей телом.
Питая непримиримую ненависть к дому Дунов, бесплотный дух продолжает витать рядом с потомками Мирзы, привязанный к ним как враждою, так и родством. У призрака Мирзы два страшных желания, удовлетворить которые может лишь кто-либо из рода Дунов, — жажда крови и жажда мести! Судьба лорда Лэшмора решится, когда дух найдет воплощение.
Доктор Кеан замолчал, глядя на сына, делающего записи с безумной скоростью.