За его спиной стояла подростковая правота — непрошибаемая, как бетонная стенка. А Ивга не умела ему объяснить то, что познала на своей шкуре: противостояние человечества и ведьм не имеет «хорошего» решения. Инквизитор каждый день выбирает между отвратительным и кошмарным. Как ведьма после инициации становится чудовищем, внешне оставаясь человеком, — так инквизитор после десяти лет оперативной работы становится палачом, внешне оставаясь хорошим парнем. Власть над униженными и напуганными, противостояние изощренным и бесчеловечным, — такое сочетание факторов корежит человека, как пластиковый стаканчик в огне. А Мартин ничего не знал, он был ребенок, он держал на письменном столе модели гоночных машин и фигурки динозавров.
Ивге хотелось орать в голос. Еще немного, и на глазах сына она впала бы в истерику и окончательно потеряла лицо, но тут позвонил Клавдий — почуял ее горе на расстоянии. С телефонной трубкой Ивга ушла в спальню, там расплакалась, отведя трубку от лица, и беззвучно рыдала, пока Клавдий объяснял ей, что семьдесят процентов мужчин и восемьдесят пять процентов женщин никогда не смогут стать инквизиторами по чисто физиологическим причинам, что отсев на первом году обучения в инквизиторском колледже — половина всех поступивших, что Мартин ищет себя, что ломать подростка через колено — не метод, что есть еще время, чтобы все переиграть…
Когда Ивга теряла веру в человечество, она начинала думать о Клавдии, и это помогало.
Рейсовый самолет из Одницы приземлился точно по расписанию. Мартин сел в служебную машину, открыл компьютер, уставился на текст доклада, который знал на память: ему надо было привести себя в порядок — изнутри. Успокоиться. Собраться.
Он помнил слова комиссара Ларри, сказанные в горе и по пьяни: «Ты говоришь, профилактика, я говорю — за решетку. Ведьма — за решетку. И всё». Мартин знал, что большинство обывателей согласно с комиссаром. Но Мартин не ставил перед собой цели угодить обывателям.
Контроль над «глухими», вот что инквизиторы искали столетиями. Контроль. Известно, что кожу действующей ведьмы любой инквизиторский знак жжет, будто каленым железом; полвека назад некий изувер предложил татуировать «глухарок» — чтобы те избегали инициации из страха перед клеймом. Так появлялись на свет клейменые действующие ведьмы, искалеченные и от этого не менее злые. От людоедских опытов отказались за полной их бесполезностью.
А еще совсем недавно перспективной казалась идея GPS-маяков, вшитых «глухаркам» под кожу. Но маяки глохнут, а телефоны отключаются по воле действующих ведьм, равно как и камеры наблюдения, умные часы, инфракрасные датчики…
Водитель резко затормозил. Чудом не угодив под колеса, через дорогу метнулась девушка в мешковатой куртке. За ней, сокращая расстояние, перебежали улицу трое мужчин в черном: безрукавки из искусственного меха, накинутые поверх курток, делали их похожими на чучела волков. Девушка пропала из виду, но Мартин отлично знал, что ее догонят и что случится дальше.
— Чугайстеры, — плюнул водитель. — Ну вообще уже потеряли берега. Еще бы сплясали прямо на улице, уморили навку на глазах у всех… У них новый полигон на южной окраине, знаете?
— Не знаю, — отрезал Мартин. — И знать не хочу.
Он вошел в комнату для советов последним, и все головы повернулись к нему. Мартин увидел свое отражение в их лицах, как в зеркалах в балетном классе: все они знали, что случилось в Однице. У каждого из них был опыт борьбы и убийства, иногда такой, что и не признаться вслух. Все они мысленно ставили себя на его место в школьном актовом зале, кто-то сочувствовал, кто-то нет. Руфуса из Ридны за столом не было — он прислал вместо себя заместителя, очень печального человека лет сорока.
Ровно в одиннадцать началось заседание. В тридцать секунд двенадцатого Мартин начал свою речь:
— Последние события не оставляют нам выбора. Система надзора за неинициированными ведьмами должна быть пересмотрена.
Он чувствовал взгляд отца, тот смотрел без всякого выражения, но Мартину мерещился скепсис в его неподвижном взгляде.
— Я предлагаю три простых шага, — говорил Мартин. — Во-первых, ужесточить правила учета. Учтены должны быть все без исключения. Мы должны идти в школы и колледжи и прочесывать, поименно, поголовно.
— Ты прочесывал, насколько мне известно, — сказал Оскар из Рянки, развалившийся в кресле с величием императора.
— Протокол, — сухо уронил Клавдий.
— Вы прочесывали, куратор, — не меняя ни голоса, ни позы, повторил Оскар. — И это не помогло.
— Да, — сказал Мартин. — Одного этого шага недостаточно, но без него мы дальше не двинемся. Насколько мне известно, в Альтице, например, число неучтенных доходит до сорока процентов…
Соня из Альтицы надулась, как пузырь:
— В Альтице, куратор, особая специфика! Вы же знаете наши особенности — аграрная провинция. Огромные расстояния. Традиции! Если я потребую от всех деревенских бабок встать на учет, они просто разбегутся по болотам, и я не смогу их контролировать!