– Клавдий, – голос Ивги потеплел, – инквизитор поневоле. Он травматик, он пошел в это ремесло, чтобы себя наказать за якобы предательство… Нет, я не буду вам говорить, что там случилось, а сам он никому не рассказывает. Так вот, Клавдий, палач и чудовище, отказался убивать ведьму-матку, изменил инквизиторскому долгу, потому что любовь превыше долга. Тогда Мать-Ведьма, чья сущность – свобода, решила, что любовь превыше свободы, и вычеркнула из реальности полтора месяца человеческой истории. Аннулировала, отмотала назад до развилки – к нашей первой встрече с Клавдием. Не знаю, как это вышло у нее, потому что она – все-таки не вполне я… С этого момента события начали развиваться по другому сценарию. Ведьмы не стали роиться, их матка не прошла инициацию… Эгле, я серьезно, чай ведь остывает. Пейте.
Эгле взялась за чашку обеими руками. Она могла говорить только шепотом:
– Но если вы до сих пор не прошли инициацию, если вы здесь, то кто… на самом деле… сидит на Зеленом Холме?!
Ивга кивнула, будто радуясь правильно заданному вопросу:
– Я думаю об этом постоянно. И я спрашиваю себя: куда девались эти полтора месяца? Куда девались ведьмы, которые были в прежней реальности инициированы, а в новой – нет? Куда девалась я сама – то, во что я тогда превратилась? Там было очень много энергии… власти, силы… неужели все это бесследно исчезло?
За окном горел голубоватый фонарь, по стене ползли тени хлопьев.
– Если представить на минуту, – сказала Ивга, – хотя проверить это я, разумеется, не могу… Что прежний вариант реальности, который Ведьма-Мать, а может быть, я сама, сочла неудачным, бракованным… Не пропал бесследно. Что он откололся и существует параллельно. Я видела его во сне: Зеленый Холм, тепло, радость, свобода, мои дети… Допустим, что там, на холме, сидит моя тень. Часть меня, от которой я сознательно отказалась. Тридцать лет она молчала… Но что-то случилось, и ведьмы услышали зов.
– Она зовет и Мартина тоже?! Девочка сказала…
– Девочка соврала или ошиблась, – спокойно отозвалась Ивга. – А может быть… Видите ли, Мать-Ведьма очень чадолюбива. В этом смысле она гораздо лучше меня. Она любит всех своих детей, и любит одинаково.
Она приподняла уголки губ, погрузившись в себя. Эгле молчала несколько минут, не решаясь ее отвлекать.
– Мне страшно представить, – проговорила Ивга с усилием, – что все эти смерти – на самом деле из-за меня… из-за нее.
– Если бы из-за нее, – сказала Эгле, – инквизиторов убивали бы тридцать лет подряд. Вы сказали – «что-то случилось».
– Да, – пробормотала Ивга. – Начались мои сны…
Она запнулась. Сдвинула брови. Внимательно посмотрела на Эгле.
– Когда?! – Эгле похолодела.
– В ту ночь… Видите ли. Клавдий всегда знал, что происходит у Мартина в Однице, и рассказывал мне, если я просила. А тогда он не хотел рассказывать… поначалу. Я потом поняла почему. Это был день, когда «Новая Инквизиция» замучила свою первую жертву.
С Дарием, заместителем, Мартин говорил в машине по дороге в аэропорт. Было множество дел, которые следовало упорядочить, а боль в пробитой ладони туманила рассудок и мешала думать.
Инструктаж оперативного состава. Усиленное патрулирование. Меры безопасности. Полномочия, которые он оставлял заместителю. И еще: кто-то должен отправиться в офис Мартина и принять его ведьм на контроль. Ничего не забыл?
Перед взлетом он позвонил комиссару Ларри:
– Спасибо, это было хорошее время. Мы здорово вместе поработали.
Ларри ничего не понял:
– В смысле? Ты где?!
Мартин оборвал связь. Ларри узнает – позже.
Самолет поднялся над Одницей. В море тлели огоньки круизных судов, город сверкал, как гирлянда. По краям темнели горы с сосновыми лесами. Белой полоской прибоя тянулся пляж; Мартин залюбовался – несмотря на боль. Несмотря на тревогу и горечь; мысль о том, что он в последний раз видит Одницу, уже не казалась такой дикой. Он ненавидел этот город – и здесь он был счастлив, как никогда.
Он бы хотел увидеть Эгле хотя бы еще один раз. Хотя бы раз.
– Эгле, простите, я не… То есть я знала, что вторая жертва «Новой Инквизиции» выжила… Но Клавдий не сказал, что это были вы!
– Не сама по себе «выжила», – Эгле облизнула сухие губы, – меня спасли. Мартин спас мне жизнь, и, если хотите, он спас мою личность. Рассудок в том числе.
– Теперь я лучше понимаю, – проговорила Ивга. – Теперь я… да, конечно.
Горел огонь в камине, покрывались сизым пеплом поленья. Эгле хрипло дышала, сдерживая кашель.
– Я понимаю, – повторила Ивга другим голосом. – Человечество и ведьмы век за веком ведут войну, она то разгорается, то утихает. Мы с вами видели самое длинное в истории затишье. Все эти годы по отношению к ведьмам люди были… если не добры, то не особенно кровожадны. Но страх и ненависть к ведьминому роду никуда не девались, они накапливались… и вылились в «Новую Инквизицию». Не просто убийство – отвратительный ритуал… идея, ставшая ценностью для многих. Абсолютное насилие, вот что люди противопоставили страху перед ведьмами. И тогда ведьмы вспомнили о Великой Матери… и это только начало…
– Не пугайте меня, – сказала Эгле.