Ведьмин зов. Дилогия

Инквизиторская сирена заглушала рычание ведьмы, закованной в колодки, обложенной знаками, запертой в клетку. Пролетев через полгорода, воплем сирены расталкивая пробки, он за несколько минут добрался до Дворца Инквизиции, его машину встречали оперативники. Еще через две минуты Мартин обнаружил себя в подвале, с черным капюшоном на голове, напротив стационарных колодок, из которых на него смотрели полные ненависти старческие глаза:

– Я убила тебя, маленький ублюдок. Ты умираешь. То, что у тебя в руке, замучает тебя, ты будешь выть и кататься по полу…

Флаг-ведьмы часто лгут. Лжет ли эта – скоро выяснится.

– Продолжаем разговор. – Мартин мельком глянул на левую руку, наспех перетянутую бинтом. – Что я такое?

– Кусок дерьма, беспомощная дрянь, ходячая падаль…

Мартину снова привиделась Майя Короб, с ее испуганной улыбкой, с ее шелковым шейным платком.

– Отключите оперативную запись, – сказал Мартин, не повышая голоса. – Сейчас, чтобы я видел.

Красный огонек камеры под потолком погас. Техник не посмел ослушаться. В глазах ведьмы что-то изменилось, она смотрела на Мартина напряженно, почти со страхом.

– Кто инициировал девочку? – спросил он кротко.

Она молчала.

Не поднимаясь из-за стола, не делая ни движения, он дотянулся до ее нервных узлов. Ведьма задергалась и на секунду обмякла. Мартин вернул ее в сознание – силой:

– Кто?!

Ей некуда было деваться.

* * *

– Я могу нарисовать, – сказала Эгле. – У меня профессиональная зрительная память.

Клавдий нажал кнопку на столе:

– Принесите нам, пожалуйста, срочно… Эгле, вам что: карандаши, тушь? Краски?

– Карандаши нормально, – сказала Эгле. – Двадцать четыре цвета.

Она представила с некоторым злорадством, как все эти референты и устрашающие инквизиторы в черных плащах забегают сейчас по дворцу в поисках канцтоваров. Но коробку принесли через две минуты: двадцать четыре остро отточенных карандаша и чистый альбом для эскизов.

Она села у края огромного стола, разложила инструменты, прикинула композицию; память рук и глаз вдруг подсказала ей, что совсем недавно у нее была любимая работа и любимый человек и она была счастлива.

Ее скрутило, как жгут мокрого белья, слезы и сопли пролились на лист и испортили его. Клавдий Старж встал, импульсивно сделал шаг по направлению к ней – и отступил обратно.

– Одну минуту, – прошептала Эгле.

Он переправил ей по столешнице пачку сигарет и зажигалку. Не поднимая глаз, Эгле закурила – и склонилась над новым листком: изогнутый серебряный клинок с клеймом оружейника. Витая рукоятка, серебро с рубином:

– Это… подлинное… оружие. Вероятно, есть… в музейных… фондах. Вы можете найти, откуда его сперли…

Она подняла голову; Великий Инквизитор издали смотрел на ее рисунок, лицо его было спокойным, но Эгле испугалась:

– Что-то не так?

– Все нормально. – Он запрокинул голову, выдыхая дым в решетку вытяжки. – Просто я видел эту штуку раньше. Это может быть совпадением, а может и не быть…

Эгле поймала себя на том, что рисует кровь на клинке. Отложила карандаш:

– Я не все рассказала.

– Я знаю. – Он откинулся на спинку кресла.

Эгле затушила сигарету, перевела дыхание и заговорила. И при первых же словах поняла, что древний ужас, заключенный в словах о Ведьме-Матери на Зеленом Холме, ей не привиделся.

Глаза человека напротив сделались непроницаемыми, будто нарисованными на закрытых веках. Он не перебивал, не двигался и вряд ли дышал. Даже рассказ о навке, которая явилась к Мартину, не произвел на него такого впечатления.

Эгле говорила сипло, как пропойца:

– Я не вслушивалась, что там говорит несчастная девочка… то есть навка. В тот момент… Я увидела пистолет… Я не слушала. Но потом, когда ведьма на берегу, с ножом, повторила ту же фразу… Я вспомнила.

* * *

Клавдий слушал, оцепенев; вот зачем приезжал Мартин. Вот почему он задавал Ивге вопросы, которые так ее напугали. «Ты сын Матери-Ведьмы, Заново Рожденной Матери». Вот и подступили в упор давно ожидаемые, легендарные события, то ли битва, то ли казнь. Хорошо, если все-таки битва.

Он нажал на кнопку селектора на столе:

– Арно, отправьте сообщение в Одницу, лично куратору, официально, с дублями по всем каналам связи: экстренный вызов в Вижну, во Дворец Инквизиции. Свяжитесь с Одницей и организуйте ему самолет. Доложите мне, когда он выйдет на связь и когда вылетит.

– Я принесла плохие новости? – не своим, слабым голосом спросила Эгле.

– Не очень хорошие, – признался Клавдий.

– В этих словах есть смысл? Что это значит для Мартина?!

– Эгле, – сказал он, подумав. – Я страшно благодарен, что вы пришли с этим ко мне. Я не готов сейчас объяснять, что происходит, но очень прошу: никому без моего ведома этих слов не повторяйте.

* * *

– Эгле, ее зовут Эгле. – Ведьма захлебывалась, боясь замолчать хоть на секунду. – Она не твоя! Ты ее не присвоил! Она пройдет обряд, и ты не остановишь! Ничего не сможешь… Нет, стой! Я отвечу!

За последние минуты Мартин много узнал об искусстве допроса. И еще больше он узнал о себе как о допросчике и не мог отменить это знание. Не мог зажмуриться в ужасе.

– Где и как она пройдет обряд?