Клавдий приложил ладони одна к другой, изображая аплодисменты. Она неуверенно пожала плечами, будто не зная, как реагировать, и скрылась в толпе.
Эгле дала волю своей ярости и, как всегда, теперь раскаивалась. Нужны ей эти студенты? Да пропади они пропадом! Разумно ли кричать в микрофон, что ты ведьма? Не так чтобы Эгле от кого-то что-то скрывала, коллеги давно знали про нее всё. Но в сети до сих пор где-то бегает ролик «Новой Инквизиции», а в Вижне, в центре столицы, молодые идиоты орут «Без ведьм»…
Ее передернуло. Да, было от чего разъяриться, и правильно она натыкала их мордочкой в их же глупость и бессовестность. Забираясь на трибуну, она была так взвинчена, что не сразу почуяла инквизитора в толпе, а это был, между прочим, не кто-нибудь, а Клавдий Старж. Узнав его, Эгле поразилась, а когда он похлопал ее речи, так и вовсе обалдела. Отец Мартина. Как же странно переплетаются человеческие пути.
Из-за пробки она опаздывала: в двух кварталах, в кафе, сидел сейчас ее бывший парень, Макс, и терпеливо ждал. Час назад он позвонил ей и настоял на немедленной встрече. А в чем дело, говорить по телефону отказался.
– Макс? Я уже рядом. Я практически вхожу в кафе… А, вот, я тебя вижу!
Он чуть располнел за последний год. И долго не знал, как начать.
– Ну давай уже, говори, что случилось?
– Эгле, – сказал Макс. – Тут какой-то типчик собирает о тебе инфу и платит информаторам. Он предложил мне бабки, чтобы я припомнил, якобы ты практикуешь БДСМ.
– Что?!
– Садо-мазо, плети, наручники. – Выражение на его лице показалось бы Эгле комичным, если бы не общий контекст ситуации. – Я вообще не понимаю. На фига? Решил сказать на всякий случай…
– Сумасшедший дом. – Она побарабанила пальцами по столу. – Он, случайно, не инквизитор?
– Откуда я знаю? Я же не ведьма, чтобы их чуять. Цивильный такой тип, лет тридцати.
– Дрянь, – сказала Эгле тоскливо. – Что же им неймется-то… Ладно. Спасибо, Макс.
Просветлев, тот намекнул, что можно и продолжить отношения, но Эгле не поддалась на эти разговоры. На душе у нее было мерзко.
По скрежету в замке Майя умела определять, вернулся ли отец трезвым, и если нет, то сколько успел выпить. Сегодня, услышав поворот ключа, Майя съежилась. Отец был не просто «теплым» – он был «хорош».
– Привет, папа.
– Привет-привет. – Он стянул с плеч форменную безрукавку из черного искусственного меха, напитавшегося запахом пота, сигарет и еще чего-то очень нехорошего. – Что на ужин?
– Рагу. Я сейчас разогрею.
Отец любил, чтобы к его приходу горячий ужин стоял на столе. Майя поспешила на кухню: нельзя терять ни секунды. Она успеет нарезать хлеб и накрыть на стол, пока отец моет руки.
Он не пошел в ванную. Остановился в двери и смотрел, как Майя торопливо расставляет тарелки, чашки, вынимает из холодильника масло на блюдце, чистит луковицу.
– Что глаза прячешь? – спросил отец тихо, но таким голосом, что у Майи похолодела спина.
– Сейчас все будет готово…
– А ну посмотри на меня! – он взял ее за подбородок и заставил поднять голову. Его руки после работы пахли отвратительно.
– Рожу она воротит, понимаешь. – Он разглядывал ее, прищурившись, будто впервые видел. – Презирает родного отца…
– Я не презираю!
– Да я вижу. Все у тебя на лице написано. Папка ей не такой. Деньги, на которые ты жрешь, тоже не такие.
– Папа, нет. – Она изо всех сил старалась не заплакать. Ее слезы всегда бесили его еще больше.
– Да ты знаешь, что я как на войне каждый день! Что у меня за работа, а? Что я делаю, чтобы ты, писюха, могла спокойно ходить в школу, смотреть телик?! А ну пошли…
Он потащил ее в комнату, и тогда она попробовала сопротивляться:
– Папа, еда готова… Давай поужинаем, ну пожалуйста… Ты устал, отдохни…
– Я устал, – бормотал он сквозь зубы. – Я от жизни такой устал! Не понимаешь, чем отцу обязана, так я тебе объясню…
Он сунул флешку в свой старый компьютер, чуть не сломав гнездо. Майя зажмурилась, заранее зная, что сейчас увидит.
– Не сметь отворачиваться! Смотри! – Он хлестанул ее по щеке. Слезы разлетелись веером. Из динамиков компьютера послышался вопль, Майя попыталась заткнуть уши…
– Каждый день! Защищаю людей! Вас защищаю! От нави, от мертвецов этих, которые возвращаются! Весь порядок на мне держится, из-за нас город спокойный! А они рожи воротят!
На экране люди в меховых безрукавках танцевали, встав в круг, в центре корчился на земле человек и с каждой секундой терял человеческий облик: как будто из надувной куклы выпускали воздух. Орущий рот был – черная дыра, один глаз съехал к подбородку, другой уполз на лоб…
Майя вырвалась и бросилась бежать – прочь из комнаты. Прочь из квартиры. Куда глаза глядят.
Бежала, пока колотье в боку не сделалось нестерпимым. Тогда перешла на шаг – задыхаясь, облизывая пересохшие губы. На автобусной остановке не было ни души, Майя села на скамейку под сенью большого сиреневого куста. Он зацветет в апреле, если не срубят.