После службы – люди ходят туда-сюда, дожидаются очереди пожать руки моему отцу и дядям – я, лихорадочно озираясь, разглядел-таки вспышку золота и, расталкивая людей, бросился к Мелиссе.
Она была одна, толпа оттеснила ее к самой стене.
– Мелисса, – выдохнул я. – Ты пришла.
В скромном темно-синем платье она казалась бледнее и старше, волосы собраны в хвост, перехвачены мягкой заколкой. Под глазами потеки, тушь расплылась от слез. У меня сжалось сердце, все мое существо завопило, до того захотелось обнять ее крепко-крепко, и чтобы мы оба расплакались, всхлипывая в незнакомые взрослые наряды друг друга.
– Тоби, – она протянула ко мне обе руки, – прими мои соболезнования.
– Спасибо, – ответил я. – Я рад, что ты пришла.
– Как ты?
– Нормально. Держусь. – Ее ладони в моих, такие маленькие и холодные, как же мне хотелось согреть их дыханием. – А ты как?
– Ничего. Грустно, конечно.
Из-за Хьюго или из-за нас?
– И мне, – сказал я и добавил (сердце у меня ухнуло): – Мы потом домой. Поедешь с нами?
– Нет. Спасибо, спасибо тебе огромное, но не могу сейчас, мне надо… – Она отшатнулась, словно испугавшись, что я схвачу ее, обниму или сделаю еще что-нибудь, какого черта? – Я всего лишь хотела выразить тебе соболезнования – и твоим родным, конечно же. Хьюго был замечательным человеком, я счастлива, что знала его.
– Да. И я. – Мне все не верилось, что это конец, что мы расстаемся вот так, в толпе у дверей церкви. Я чуть не выпалил – как сделал бы, расставайся мы при обычных обстоятельствах: “Можно я тебе позвоню? Давай поговорим…” И взял себя в руки лишь неимоверным усилием воли.
Мелисса кивнула, прикусила губу.
– Пойду отыщу твоего отца, – сказала она, – пока вы не уехали, боюсь его упустить… – На миг сжала мою ладонь крепко, до боли, скользнула в толпу, принялась проворно и деликатно пробираться к выходу, золотая вспышка ее волос скрылась из виду.
Поднять гроб, оттащить и погрузить в катафалк – похоже, все, кроме меня, инстинктивно знали, куда идти, что делать и по какому сигналу, я же повторял за отцом. Снова в машину.
– Ты не захватил с собой эти свои таблетки? – прошептал мне на ухо Леон, пока наши родители обсуждали, как поступить с цветами.
– Не-а, – ответил я.
– Дома?
– Ага. Вернемся – дам.
– Спасибо. – Казалось, Леон хочет что-то добавить, но он лишь кивнул и отвернулся к окну. На плече его пиджака осталась острая вмятина от края гроба.
И наконец крематорий, декорированный под часовню: блестящие деревянные скамьи, изящные арки, чистый свет, все идеально выверено и окутано состраданием. Негромко звучит Скарлатти. Снова речи. Фил плачет, закрыв глаза и прижав палец к губам.
Хьюго с досадой оглядывается на меня, растянувшегося на полу в кабинете, и говорит, поправив пальцем очки:
Весь день я готовился к главной минуте: в стене откроется широкий проем, гроб медленно поползет в темноту, за ним с тяжелым лязгом закроется дверь, и глухо загудит пламя. Я даже видел это во сне. Но вместо этого огни над гробом постепенно погасли, точно в зрительном зале, и вдоль проема скользнула портьера, скрывая гроб. Все глубоко вздохнули, заоборачивались друг к другу, забормотали, принялись подниматься со скамей, застегивать пальто.
Я же окаменел в ожидании, когда портьера снова откроется, но мать взяла меня под руку и потянула к двери.
Сюзанна ждала на парковке, прислонясь к стене часовни, Зак и Салли носились друг за другом кругами под моросившим дождем. Зак где-то подобрал выпавшую из букета лилию и хлестал ею Салли, она заливалась истерическим смехом.
– Они захотели пойти, – пояснила Сюзанна, – уж не знаю, правильно ли я поступила. Подумала, раз хотят, то и ладно, а если расшалятся, родители Тома увезут их домой. Но на саму кремацию, конечно же, не пустила.
– Там не было ничего страшного, – ответил я, снова и снова проигрывая в голове, как за гробом смиренно сомкнулся занавес, конец, езжайте домой. – Мы не видели, как гроб уезжает в пламя, ничего такого.
На открытом пространстве кладбища ветру было где разгуляться, и он, разогнавшись по парковке, врезался в нас, точно твердый предмет. Где-то в этом сероватом здании Хьюго сейчас сгорает дотла. Удивленная морщинка на его лбу, мимолетная улыбка.
– Да? Я думала, нам это покажут. – Она стянула на шее воротник пальто. – Ладно, все равно им надо побегать. А то Зак уже весь извертелся.
– По-моему, раньше с кремацией было иначе. Мы же вроде бы видели, как бабушкин гроб отправляют в огонь. И дедушкин тоже.