– Зато я понял, какие на «рыб» капканы ставить, – «лис» понятливо сменил тему, перейдя к «плану». – И даже всё рассчитал. И места подобрал, – и кивнул на разложенную рядом на полу карту города, разукрашенную крестиками. – На окраинах дофига заброшенных домов – я по инету проверил. Клевые места.
– Тогда готовься, ночью пойдем, – я свернула одеяло и собрала ритуальную посуду. – Если что, то я на кухне.
Помыть чашу и протереть инструменты, на скорую руку потушить курицу с овощами, снова помыть посуду, помедитировать с кружкой крепкого сладкого чая... И за этими мелкими отвлекающими делами с восторгом ощущать, как набирает силу крохотный ручеек силы. Оказывается, во мне, да и вокруг, ее так много...
Хлопнула дверь, и на запах ужина зашел Данька. Сел на стул верхом и красноречиво повел носом. Троглодит... Я улыбнулась, накладывая ему рагу. Без него я бы тут точно свихнулась – или побежала бы искать общества и неприятностей.
Тишина гостиницы оглушала. Простейший стук ложки о край сковородки казался неприятно громким... и словно сигнализирующим – эй, мы здесь, приходите! И от этого становилось неуютно. И страшно. А «лис» так беззаботно сидел спиной к двери и хотел есть... И только неестественно-зеленый цвет глаз выдавал его тревогу и озабоченность. Пустоту живые существа не переносят, а гостиница казалась не просто темной и пустой – вымершей.
– Интересно, где наши... молодожены-то? – Данька явно спросил просто так. Или разогнать мутную тишину, или разговор наладить.
– Брачуются, – хмыкнула я, накладывая в тарелку рагу. – Чем здесь еще-то заниматься?
На запах еды пришла Руна. Просочившись в приоткрытую дверь, молча и требовательно потерлась о мои ноги. Я поставила на пол заготовленную открытую банку паштета, включила чайник и села есть.
– Лёль, а ты заметила, что теплее стало? В гостинице?
Нет, не заметила – так привыкла к постоянному холоду, да и занята была. А сейчас поняла – действительно. «Рыбы» ушли, забрав с собой пронзительные ледяные сквозняки. Даже пол потеплел – хоть босиком ходи, и перестали мерзнуть ноги в трех носках и тапках.
– Точно, – я взяла кусок хлеба. – И туда им и дорога.
И золотую осень испортили, и вообще достали – надоели хуже горькой редьки. И город этот надоел. И вся это подвисающая-провисающая ситуация, зависящая от действий других, – тоже.
Мы доели в молчании, и в тишине же раздавили за чаем шоколадку. Даже шорох фольги – как ножом по нервам... Старший крестник ничего опасного не чуял и оттого тревожился еще сильнее.
– Ну что, готов?
– Одевайся, а я посуду помою, – предложил он.
– Какие места выбрал? Куда пойдем сначала?
Данька послушно перечислил, добавив, что с первым местом не определился – дескать, и это нравится, и то, и еще вот тут прикольно. Пойдем, короче, куда ноги с интуицией поведут.
Их семнадцать... было. Минус – съеденный Руной в «мешке». Возможно, минус «архивариус». Итого... много. Слишком много «рыб» с манией божественного величия к тому же.
Ночь обещала стать очень познавательной во многих отношениях. Ибо если мы найдем и изолируем «голову»... это станет началом конца.
Я нахмурилась, снова взвешивая все «за» и «против». Да, если «голова» пострадает, «рыбы» замечутся, испугаются и наконец зашевелятся. Ими сделано слишком много, чтобы отступать, сворачиваться и драпать. И они слишком засветились и раскрылись. Потеряв ведущего, они перестанут выжидать (или дожидаться подмоги) и пойдут напролом. А если не найдем и не изолируем (или найдем, но не изолируем)... Надеюсь, эффект будет таким же.
Хорошо это или плохо? Не знаю. Но одно точно: движение – жизнь. А мы все здесь засиделись и застоялись. И лично мне это надоело. Страшно, черт... очень. И Данькой рисковать не хочется. Но если иначе никак и никуда... А самое главное, нужно успеть до того, как Натка оправится и всё поймет. Она здесь появиться не должна. Ни в коем случае. Точка.
Глава 4
Мы шли, куда глаза глядят. Ночь выдалась безветренной, морозной и ясной. В свете фонарей сиял мириадами драгоценных кристаллов снег. Крупные осенние звезды пульсировали серебром, а чернильно-черное небо казалось очень близким – взберись на крышу и погрузи руки в теплый черничный кисель. А луна еще не взошла, лишь из-за далеких крыш с другого берега разгоралось золотисто-ледяное зарево. Но, несмотря на холод и безлюдье, на улицах казалось безопаснее, чем в гостинице. Уютнее. Спокойнее. В домах не светилось ни одно окно, но остро чувствовалась жизнь.
Я глянула на Даньку и поняла, что не одинока в своих ощущениях. Да, лучше так – шорох снега под подошвами ботинок, облачка пара от дыхания, пощипывающий нос сырой морозец – и спящая вокруг жизнь, чем эхо от мертвых стен.