Ведьмин подарок

По просьбе Ларисы Адам не стал брать извозчика, и они начали подниматься по протяженному, крутому серпантину Круглоуниверситетской. Лариса шла легко, изящно, словно скользя, не замечая крутого подъема, в отличие от полного Адама, поднимавшегося с большим трудом. Самым пренеприятным для него было то, что уже через несколько минут восхождения он весь взмок от пота, хоть рубаху выжимай. По недовольному выражению его лица я поняла, что он в мыслях ругает себя за то, что согласился на предложение Ларисы, утверждавшей, что здесь совсем недалеко — «рукой подать».

А я в пути забавлялась: то делала крутые виражи вокруг моих спутников, то заглядывала в окна домов и даже ненадолго составила компанию вороне, отдыхавшей на газовом фонаре. Так вот, эта неразумная птица, не видя меня, все же что–то почувствовала и сразу улетела, недовольно каркая.

Сулимовское благотворительное заведение представляло собой комплекс зданий. По словам Адама, здесь нашли приют более чем две сотни обездоленных. В комплекс входили спальные и бытовые корпуса, столовая, ремесленная мастерская, пекарня, церковь Александра Невского. Одной стороной этот город в городе выходил на Лютеранскую, другой — на Круглоуниверситетскую улицы.

Служитель богоугодного заведения, тщедушный человечек с насмешливыми глазами, лузгающий семечки, недоуменно пожал плечами, когда Адам поинтересовался у него, где найти мадам Яблонскую, и отправил нас в центральный корпус к надзирателю. Пришлось дойти до самого верха Круглоуниверситетской, где она соединялась с Лютеранской, и уже по той улице спуститься, пройдя мимо лютеранской кирхи. Трехэтажное светло–зеленое здание, построенное в стиле классицизма, с массивными колоннами при входе и шарообразным куполом, было больше похоже на дворец, чем на дом для бедных. Собственно, от него и пошло название этого места — Сулимовка[18]. Здание резко отличалось от одно–и двухэтажных скромных строений, в большинстве своем серого казенного цвета, теснившихся за ним, как солдаты за генералом.

Надзиратель Дома для бедных — краснолицый полный мужчина в мундире коллежского регистратора, с огромными бакенбардами, напоминающий то ли баснописца Крылова, то ли швейцара, бессменно дежурящего возле входа в гостиницу «Националь», — рубль у Адама взял и долго морщил лоб в раздумьях, пока не изрек:

— Совершено верно, сударь. Мадам Яблонская проживает здесь, во флигеле. Не знаю только, зачем она вам нужна, ибо старуха не совсем в своем уме. Я уже обращался в попечительский совет с нижайшей просьбой перевести ее в богадельню при Кирилловской больнице, где ей самое место, но получил отказ. Она тихая, спокойная, иногда даже говорит разумные вещи, но стоит посмотреть ей в глаза, сразу понимаешь: сумасшедшая.

Надзиратель посмотрел на нее с неудовольствием: «Чего лезешь в разговор взрослых, малявка?» — но все же ответил:

— Была она богатой, богатство ее, как говорится, было да сплыло. Сын у нее заядлый игрок — он и спустил все, долговых векселей понадавал, обманом всю ее недвижимость заложил, деньги со счетов снял — и был таков. Из–за него она чуть в тюрьму не угодила. От этого и тронулась маленько: то и дело заговаривается, а иногда просто ересь несет — все ей черти видятся.

— Где же сейчас ее сынок? — оживился Адам.

— А кто его знает? Долгов наделал и сбег неизвестно куда. — Пятый год она здесь, а он сюда ни разу и носа не показал. Известно почему — боится в каталажку угодить за свои подвиги. Явись он сюда — не буду его покрывать, немедленно околоточному сообщу.

Эта преамбула к предстоящему разговору моим спутникам явно не понравилась; все говорило о том, что их затея пустая, но они все же проследовали за надзирателем к мадам Яблонской.

Это была длинная, нелепая комната, где вдоль стены стояло не менее десятка кроватей, аккуратно застеленных. Несколько жилиц, в одинаковых серых одеяниях, с белыми чепчиками на головах, сидели возле окна за столом и вели неторопливый разговор. При появлении надзирателя они сразу, как по команде, поднялись, встревоженно вытягивая морщинистые старушечьи шеи, напоминая при этом любопытных черепах.

Надзиратель провел Адама и Лору в конец комнаты, где только сейчас они заметили маленькую, словно высохшую старушку, в таком же одеянии, как и остальные. Она одиноко сидела на табуретке и, похоже, не реагировала ни на что.

— Благодарствуем за помощь, у вас полно дел — не смеем задерживать, — сказал Адам, рассчитывая, что надзиратель поймет намек и оставит их наедине со старушкой.

— Дела на то и дела, что никогда не заканчиваются, — хохотнув, произнес явную бессмыслицу надзиратель и взялся рукой за ближайший стул, собираясь на нем устроиться.

— Не соблаговолите ли оставить нас одних, сударь? — жестко произнесла Лариса, поняв, что по–иному с этим человеком говорить нельзя.